Когда живешь страстью, видишь лишь иллюзии.

Китайская мудрость

Сюда он входил без стука. Нет, он врывался! Стремительно и внезапно, как тайфун. Занавеска на окне испуганно всхлипывала и замирала, беспомощно повисая, когда Виталий распахивал дверь и задерживался на пороге с улыбкой.

Как правило, она читала с серьезнейшим видом, или писала, или разговаривала с Валюшей. Нет-нет, все разговоры и чтение – исключительно по делу. Собственно, и он забегал по делу, между тем это был благовидный предлог увидеться. Его развлекала ее реакция, когда она поднимала строгие серые глаза, одновременно бросая сухую фразу тоном стервы: «Подождите в коридоре!» И за секунду ее мимика менялась, глаза окрашивались в серебристый цвет, Лариса вскакивала с места, конечно, от радости. Подскочила и на этот раз, выпалив:

– Виталька!

– Валенсия, привет, – мимоходом бросил он девушке за вторым столом, идя к Ларисе. Сначала обнял ее, поцеловал в щеку (ради этого и примчался, сделав крюк), а уж после вручил файл. – Держи акт вскрытия. Любопытное чтиво.

– М! – Вытаскивая отпечатанные листы из файла, Лариса мгновенно потеряла интерес к Виталию, что огорчительно.

– Вот так-так! – повернувшись к Вале, с показной обидой протянул он и плюхнулся на стул. – Мчишься через весь город, тратишь бензин, время, рискуешь потерять колеса на наших дорогах, а тебя встречают…

Внештатница Валя, прозванная им Валенсией, с обожанием смотрела на него и чуть-чуть с завистью на Ларису, к которой ее приставили в качестве помощницы. Валюша заочно заканчивала грызть гранит юридических наук в университете, а сюда пришла за большим и маленьким опытом, без которого – никуда! Разумеется, с улицы в это святилище «преступления и закона» не берут даже на волонтерскую работу, это значит, Валя блатная. А Виталию невдомек, зачем такой хорошенькой и модненькой штучке страшно-ужасно-жуткая работа?

– Да, – закивала она, – ваши колеса жалко. У вас же машина – супер.

– Кто тебе сказал? – невинно поднял он брови. – Машина как машина…

– Папа говорит, ваша машина безумно доро…

– Я купил потрепанную, – врал он без стыда и совести, досадуя на знатока-папу.

– Папа говорит, что и подержанная она дорогая…

Кабинет непропорциональный, маленький, два стола еле втиснули, поэтому, чтоб перейти на междусобойчик, достаточно наклониться к собеседнику. Что и сделал Виталий, зашептав, как истинный заговорщик:

– Валенсия, только тебе признаюсь: у меня денег навалом. Я же беру откаты. Крупные.

– У кого? – опешила доверчивая Валюша, вытаращив ореховые глазенки под накрахмаленной челкой цвета прибрежного песка.

– У них, естественно, у покойников, – на полном серьезе выдал Виталий. – Я умею с ними договариваться, особенно с теми, кого настигла насильственная смерть. Не веришь? Мне?! Ая-яй! Лариса, скажи, сколько, помимо пуль, я нашел бриллиантов в желудке азиата?

– Пять штук, – ответила Лариса, но не дала развить тему незаконных сделок с трупами. – Валь, сгоняй к Руслану, отнеси это.

Валюша неохотно забрала акт и побежала выполнять просьбу. А ей так хотелось поболтать с Виталием или хотя бы послушать его, а тут – сгоняй. За ней, взглянув на часы, и Виталий засобирался:

– У, и мне пора… пора…

Сказать-то сказал, но не шевельнулся. Уйти – это же расстаться на несколько часов! Его настроение прочувствовала Лариса, уложила кулачки друг на друга, на них – остренький подбородок и тоже улыбнулась ему. Приятно, приятно, когда прожитый без тебя час приравнивается к вечной разлуке, а встреча – к сбывшейся заветной мечте.

– Неужели отравили? – спросила она.

Полгода назад Лариса переехала к нему и… нет, это не рассказать! Осталось закрепить романтический союз штампами в паспортах, а то, что их отношения не рухнут в канаву быта, оба уверены на сто процентов.

– Отравили, – закивал он. – Примитивнейшим ядом, добытым из ядовитых растений кустарным способом. Полагаю, лавры Екатерины Медичи не дают покоя… угадай, кому?

Он провокационно прищурился, приподняв одну бровь, натянув хитрющую улыбку и постукивая пальцами по столу. А у Ларисы ответа не было. Его не могло быть! Покойник, когда еще был жив, в одной руке держал стаканчик, в другой – шампур, и вдруг ему становится нехорошо, он падает, начинаются судороги. И вот приходит она: безносая тетка с косой на плече в черном капюшоне. Для начала полагается установить причину внезапной смерти, только потом подозревать.

– Я подозреваю… нет, указываю на тещу, – раскололся Виталий, видя, в каком тупике обожаемая Лариса.

– Вот так сразу, да? – недоверчиво фыркнула она. – Без мотива, да?

– Мотивы, улики, вещдоки… Мне бы ваши заботы, милая! Короче, на даче в дальнем уголке за розами-мимозами растет та самая одолень-трава, уложившая здорового мужика, аж трех видов. А дача чья? Теща думает, в травках знают толк лишь ботаники, а ботаников среди нас не водится. Почему-то люди держат окружающих за приматов, это всеобщее заблуждение является основной причиной некачественных преступлений. Так я приглашаю ребят к нам? – на всякий случай уточнил он.

– И Алексашку?

– Куда ж без него?

– Прости, но твоего Алексашку…

– Знаю, знаю, – приподнял ладони Виталий, поморщившись, тем самым налагая табу на ее вмешательство в сферу мужских отношений. – Лариса, друзей не отвергают из-за того, что у них испортился характер, ведь на все есть причины. Алексашкина тебе известна, будь снисходительна.

Конечно, будет! Снисходительной, доброй, милой, нежной будет. Но к Витальке! Ему она простит все, даже Алексашку.

Он вздохнул тяжко, о колени ударил ладонями, мол, все-все, встаю… и не встал. Засмотрелся на Ларису. У нее удивительное лицо – приманивает обманчивой простотой и одновременно недоступностью. В тонких, скромно выписанных чертах столько скрытой чувственности, что появляется желание бросить все к черту с актами, трупами, убийствами! И укатить с ней далеко-далеко… А нужно ехать в аэропорт – как тут не вздохнешь?

– Между прочим, я прочла то дело, – сказала она, вернув его из мечтаний. – Книга ужасов, честное слово. Наверное, потому что точка не поставлена?

– Прошу тебя, ни слова о…

– Помню, помню. Не переживай, этой темы не коснусь. Беги, а то опоздаешь и разозлишь зануду Алексашку.

И как же на прощание не поцеловаться? В губы, глубоким, долгим поцелуем – ведь они одни. Виталий первым оторвался, а потом умчался. Лариса протиснулась между столами к окну, зная, что перед тем, как сесть в машину, он непременно бросит взгляд на ее окно. Конечно, оглянулся! Она послала ему воздушный поцелуй и помахала одними пальчиками. Он уехал… Лариса вернулась на место, с минуту сидела, покусывая губы, на которых задержался вкус поцелуя.