Это был шкаф, самый обычный — со стенками, дверцами, блестящей фурнитурой. Но это был необычный шкаф. Потому что — пассажирский шкаф, скорый шкаф, шкаф дальнего следования и международных сообщений.

Шкаф уже проехал Францию, проехал Чехию, проехал Польшу и Белоруссию и теперь катил по России. Под шкафом постукивали на рельсовых стыках и стрелках колеса, шкаф подрагивал, покачивался, кренился на поворотах, шкаф притормаживал на узловых станциях, спускался с горки, отстаивался на запасных путях, его сортировали, отцепляли, перецепляли, стучали молоточками по буксам, перед ним меняли локомотивы, давали ему зеленую дорогу...

Шкаф ехал и ехал...

В шкафу на матрасе сидел человек — его единственный пассажир. Сидел гражданин России Иванов Иван Иванович. У него не было билета, не было плацкарты, не было страховки, не было багажа, не было заграничного паспорта. У него ничего не было — был только шкаф.

Иван Иванович ненавидел шкафы, потому что со шкафами были связаны худшие воспоминания его жизни — начиная с того первого шкафа, который был у любовницы и в который он влез, когда к ней заявился другой любовник, а вслед за ним еще какие-то люди. Все это было похоже на анекдот, но если это был анекдот, то был не смешной анекдот — грустный анекдот. Потому что пришедшие люди застрелили второго любовника, а дружки любовника перестреляли тех людей. Чудом спасся только спрятавшийся в шкафу Иванов. Которого обвинили в убийстве пяти потерпевших, потому что, выбравшись из шкафа, он сдуру схватил какой-то пистолет, на котором впоследствии обнаружили его отпечатки пальцев и обнаружили выпущенные из него пули в телах жертв.

А потом милиция повесила на него другие трупы.

И еще трупы.

И еще...

Иванов сидел в шкафу и жалел себя — свою странную, непутевую и запутанную жизнь.

И зачем он тогда полез в тот шкаф?.. Если бы он не залез в тот шкаф, он бы никогда не оказался в этом!..

Шкаф миновал Оршу и миновал Смоленск. Шкаф приближался к станции назначения — к Москве.

На Белорусском вокзале шкаф встречали официальные и чуть менее официальные лица — генерал Федеральной Службы Безопасности Трофимов, его правая, да и левая тоже, рука — майор Проскурин, личный состав вверенного им подразделения, а также сцепщики, крановщики, стропальщики, грузчики и прочий не имеющий отношения к этой истории обслуживающий персонал.

Шкаф прибывал на Белорусский вокзал к третьей платформе. К третьей платформе грузового пакгауза.

— Он не опаздывает, идет по расписанию? — заметно нервничая, то и дело спрашивал генерал у железнодорожных работников.

— Да вроде нет...

Шкаф не опаздывал, шкаф шел точно по расписанию и уже миновал входной семафор.

— А вдруг он там задохнулся? — переживал генерал Трофимов.

— Не должен был, — успокаивал его майор Проскурин, — контейнер вентилируется. И мы там еще на всякий случай дырок накрутили.

Но генерал все равно беспокоился. И майор беспокоился. Не за Иванова — за свои семьи, которые были взяты в залог под гарантии возвращения Иванова на Родину. И если с Ивановым что-нибудь случилось, то своих жен и детей они не увидят.

— Ну что там?

— Скоро, уже совсем скоро... Да вон же он, идет вон... — показали железнодорожники на показавшийся вдали электровоз.

Состав втягивался на сортировку.

— Какой из них? — спросил генерал, пробегая глазами по составу.

— Вон тот, — показал майор на опломбированный контейнер.

Вагон отцепили, и маневровый тепловоз подал его на контейнерную площадку.

В проушины контейнера сунули крюки козлового крана.

— Вира! — крикнули стропальщики. Трос натянулся, контейнер дрогнул, оторвался от платформы, поднялся вверх и поплыл по воздуху к поджидавшему его контейнеровозу.

— Майна!

Контейнер пошел вниз.

— Левее!

— Правее!

Рессоры “КамАЗа”-контейнеровоза прогнулись под тяжестью поставленного на полуприцеп контейнера.

— Ну все, спасибо, мужики, — поблагодарил стропальщиков генерал.

— Да ладно, — ответили стропальщики, недоумевая, в связи с чем возле обыкновенного на вид контейнера устраиваются такие пляски.

Что там — золото, что ли?..

— Ну все, поехали!..

“КамАЗ” вырулил с контейнерной площадки. Впереди него и сзади шли два “уазика”, набитые крепкими, в камуфляже парнями. А впереди и позади “уазиков” два черных джипа с мигалками.

Шкаф ехал по Москве, по Тверской, мимо мэрии, ехал по Театральной площади... Его никто не останавливал, хотя проезд грузовиков здесь не приветствовался. Но гибэдэдэшники видели номера идущей перед “КамАЗом” машины и номера идущей за “КамАЗом” машины и отворачивались. Машины с такими номерами им останавливать запрещалось, даже если те ехали под “кирпич”, даже если на красный свет, без пристегнутых ремней, по полосе встречного движения, давя пешеходов и инспекторов ДПС...

“КамАЗ” выехал на Лубянскую площадь и повернул налево, к комплексу известных всем зданий. Но внутрь не заехал и возле них не остановился, а поехал дальше. Поехал за город...

По правительственной трассе под знаки и светофоры ехал шкаф, сопровождаемый эскортом машин. Завывали сирены, крутились мигалки, словно брызги грязи разлетались во все стороны, прижимались к обочинам “Жигули”, “Волги” и даже навороченные джипы.

Все было узнаваемо и привычно. Кроме одного. По правительственной трассе, в центре колонны шел не правительственный “ЗИЛ” и не бронированный “Мерседес”, шел обыкновенный грузовик — “КамАЗ”. На “КамАЗе” стоял грязный железнодорожный контейнер, в контейнере был шкаф, а в том шкафу находился не премьер и не вице-премьер, не полномочный и чрезвычайный и даже не просто посол, коим положен эскорт по протоколу, а находился самый обыкновенный гражданин с типичной для России фамилией — Иванов, с самым распространенным именем — Иван, с самым часто встречающимся отчеством — Иванович. Иванов. Иван. Иванович...

И почему его везли с такой помпой, везли на “КамАЗе” и везли в шкафу, несведущему человеку понять было невозможно...

Большой Начальник проводил очередное внеочередное заседание, посвященное самой актуальной для современной России теме — где взять деньги.

— Может, МВФ? — не веря в то, что говорил, предлагал кто-то.

— Мы еще старое не вернули.

— Тогда попросить у японцев!

— Японцы жмоты, они просто так деньги не отдадут.

— А мы им пообещаем острова вернуть, под честное слово. И у нас еще Калининградская область в запасе останется.