Рваное Ухо, снарядив стрелу, краем глаза взглянул на вождя. Лесной Камень переговаривался с тэндхом[1], в свою очередь оглядывая своих, готовы ли? Где-то внутри Ухо передернуло: «Разговаривать с людишкой! И куда только смотрят боги?! Убивать! Резать их надо!..» Отсюда было хорошо видно, как человек что-то втолковывал вождю, а тот, согласно кивая, уточнял, указывая рукой на вставший в лесной глуши на ночлег обоз. «Человек командует орком. Орк подчиняется человеку, — горестно вздохнул Ухо, — и что будет дальше? Видит Устах, при первой же возможности я перережу глотку этому недоноску, не будь я сыном Чажо Утиру!»

Вождь вскинул руку: «Готовься!». Ухо прицелился в ближайшего к нему обозника. «Не этот, так тот». — Тетива натужно заскрипела, готовясь выбросить черную, в полторы локтя стрелу.

Камень махнул рукой, пальцы Уха разжались, и оперенная смерть со свистом впилась в шею стражника, как раз туда, где начиналась броня, оголяя незащищенную кожу.

— Орки, вперед!

Ухо, почти не целясь, выпустил следом еще две стрелы и выскочил из-за укрытия, вынимая на ходу чуть искривленный меч. Короткие ноги несли орка к враз запылавшим повозкам, руки слегка дрожали от предвкушения боя. Люди выпрыгивали из занимающихся кострищ, спросонья еще не разобрав, что происходит, где враг.

— Смерть им! — Эхо прошло над верхушками сосен.

— Смерть! Смерть им! — отозвался в голове молодого орка клич Камня.

Удар пришелся в щит стражника. Человеку повезло — он не погиб под первым залпом стрел и теперь, очнувшись ото сна, бился с завидным хладнокровием, спокойно разыгрывая эту партию.

Он не был юнцом. Рваное Ухо повстречал закаленного в боях ветерана — сильного и умелого противника. Орк сразу понял, что этого не возьмешь силой и ухарством молодости — тэндх знал, как гасить могучие удары и сохранять силы для последнего рывка. Сын Чажо Утиру — Выбитых Зубов не боялся противника. Опасался? — да! Нет ничего постыдного в том, чтобы сохранить свою шкуру до седой шерсти. Так или иначе, но все уже было предрешено — сегодня орков было намного, раз в пять, больше, чем людишек. Пусть даже хоть каждый из стражников и стоил бы двоих-троих из собратьев.

Маленький человек отразил мечом очередной удар Уха и неожиданно для того врезал ребром щита. Малоопытный орк пропустил удар. Край щита врезался в шлем, в ту часть, где забрало прятало крепкие молодые зубы. Ухо почувствовал во рту вкус крови и режущие осколки зубов. В голове помутилось, тошнота подперла к горлу. Следующий удар мечом Ухо просто не заметил. Острое лезвие, распоров кожу брони, ворвалось в живот и сразу же крутанулось, наматывая кишки на себя. О таком орк только слышал от бывалых товарищей. По глазам ударил резкий свет, Ухо на мгновение ослеп, выпуская из руки секиру, даже не успев увидеть, как бор-От[2]с разворота отправил его ногой на присыпанную хвоей землю, разворачиваясь к новым нападавшим.

Последнее, что узрел сын Чажо Утиру, была ярко-красная луна, вечно догоняющая свою небесную сестру — такую же красную, как кровь.

— Ваше величество, — изогнулся придворный в глубоком поклоне, — желает откушать?

Винетта Вильсхолльская в сиреневом шелковом платье присела за длинный широкий стол, уставленный яствами. Большая черная псина улеглась рядом у ног хозяйки, с самым равнодушным видом положив морду на передние лапы.

— Что желает ваше величество? — Вышколенный слуга умудрился изогнуться почти до пола.

— Оставь это, Боурдж. — Королева жестом отослала телохранителей-стражников из зала. — Что у нас сегодня на завтрак?

Камердинер, выпрямившись, стал обходить стол, поочередно указывая на накрытые крышками блюда.

— Морской салат, овощной салат, салат из птицы и фруктов. Тушеная куропатка, гусиная печенка, запеченная рыба, адау-киол, овощное рагу…

— Ты хочешь, чтобы я растолстела, Боурдж?

— У вашего величества сегодня будет тяжелый день. Я полагаю, что завтрак должен быть плотным.

Молодая служанка выложила на широкое блюдо адау-киол и неспешно стала накладывать на другое блюдо морской салат.

Вошедший эльф, поклонившись королеве, уселся напротив за дальний конец стола.

— Что угодно вам, сударь? — Боурдж церемонно, но в то же время как-то холодно наклонился к Купу.

Эльф поднял на придворного красные от бессонницы глаза. На какое-то мгновение их взгляды сцепились в молчаливом поединке. Куп первым сложил оружие.

— Тушеную куропатку, красного вина, — охрипшим голосом попросил он.

— Не рановато ли, дорогой? — Винетта недовольно нахмурила лобик.

— Нормально. — Куп одним глотком осушил поданный кубок и, подцепив на трехзубую серебряную вилку кусок мясца, отправил его следом за зерстским.

Винетта, знаком удалив слуг из зала, вопросительно посмотрела на возлюбленного.

— Айдо вернулся. — Эльф налил себе еще и, не поднимая головы, не то выговорил, не то выплюнул слова: — Один… вернулся…

Королева замерла с поднятым бокалом, пристально вглядываясь в лицо возлюбленного. Насилу подняв голову, Куп ответил взглядом на взгляд.

— Подробности позже. — Эльф взболтнул вино в бокале. — Сам расскажет, когда отдохнет.

Королева по-мужски, одним глотком, выпила свою порцию и, резко встав, подошла к широкому, во всю стену, окну.

Столица в эти утренние часы была прекрасна. Не одно поколение владык Вильсхолла строило город, приглашая самых известных архитекторов Восьмой грани Кристалла.

Перед Дворцом Владык, поражая воображение своей изысканностью, раскинулась Площадь Фонтанов. От нее в разные стороны разбегались улицы, терявшиеся меж уходящими вдаль высокими домами. Их стены как бы излучали розовый свет, заливая им проснувшийся город, заполняемый пестрой толпой. Потом ближе к полудню волей искусства забытого зодчего розовый свет сменится светло-зеленым, чтобы в наступающих сумерках стать убаюкивающим душу голубым.

А ночью, когда всходили луны, город мерцал, переливаясь всеми цветами небесного моста. Особенно неповторимое зрелище царило раз в шесть лет, когда ночные сестры, только-только народясь, сходились и плыли рука об руку.

— Иногда я ненавижу этот город, — всматриваясь в горизонт крыш, проговорила Винетта. — Если бы ты знал, сколько крови, жизни хранит в себе эта… застывшая музыка, — владычица буквально выдавила последние слова.

— Первое, чему учат наследников престола в династии Гиеров, после чтения и письма — это история возведения Вильсхолла. Кто, какие именно дома, улицы, парки, фонтаны, скульптуры. Сколько средств было потрачено, сколько погибло при строительстве. Деньги и жизни. Жизни и цены. Ни одного мени архитектора. Ни одного имени мастера. Только золото, цены и жизни погибших строителей. Видишь вон тот фонтан с фигурой ревущего льва? Его строили каторжники-смертники Тавер-Сикха по указу Гиера Четвертого Красивого. По окончании работ выживших насильно поили вином «в честь конца их мучений». Поили до тех пор, пока они не переставали дышать. Дворцовая изгородь из литого чугуна привезена из Науга. Такое делают только там. Перевозка обошлась двору дороже, чем ее стоимость, — восемьсот тысяч золотом. При разгрузке и установке ограды погибло восемьсот человек. Интересное совпадение. За каждую жизнь по тысяче золотом… Стены большинства домов, дающие такое необычайное освещение города, выложены из камней, привезенных с далеких южных островов с другой стороны грани. При подходе к Гольлору два корабля затонули, прихватив с собой триста прикованных к веслам невольников-гребцов. А сколько человек погибло, когда груз доставали с океанского дна?