Мария Дьяченко

Мечтатели

Постель

Я люблю нашу теплую постель. Лежу и думаю, как здесь страшно уютно, как не хочется вылазить во вне, в этот холодный беспокойный мир. Проклятые ноги мёрзнут, но поначалу так всегда со мной. Совсем рядом, как водится, в шею сопит знакомый нос.

В темноте представляю звезды, полную плашку луны, чистейшей воды небосвод. Луна светит ярко и понятно, она поёт свою колыбельную всему человечеству, моим родным и мне лично. Последние месяцы мы с ней изрядно подружились. Она — связующее звено, передатчик посланий внешнему миру. Крикнешь ей мысленно, отправишь пламенный привет, и будь уверен — долетит. Вот такое лунное радио выходит. Самое надежное!

Люблю тихие ночи, когда на улице минус адский, а здесь — обволакивающая темнота и покой, сонное царство. Слышу сквозь пелену лишь завывания ветра, но это приятные звуки, не громкие, — белый шум, убаюкивающий, добрый. Рад быть по эту сторону тепла.

Тепло — это вообще важно. Закрываю глаза — и вот я уже в бочке. Горячей, с травами, пар столбом. Одна нога перемахивает через бортик, за ней — вторая. Невероятное счастье, полное благоухания и неги. Мечтать не вредно. Аж в туалет захотелось. Но нет, не время. Придется терпеть до утра, мне ни за что сейчас не выбраться из постели.

Последнее время я засыпаю на раз-два. Никаких тебе бессмысленных разворотов вокруг своей оси, телесных чесаний и посторонних мыслей. Все силы, как и положено, отбирает день, а ночи оставляет краткий привет Луне и мертвый сон без картинок. Удобно, нечего сказать.

Помню раньше, у меня был целый ритуал, чтоб уснуть. А потом просыпаться посреди ночи, со странными мыслями, пережевывая их до утра. И ночь насмарку, и последующий день. Вот что ж тебе было нужно? Спи себе на ароматных простынях и не ерзай. Как ни посмотри, моя сегодняшняя ситуация в этом смысле хороша. Конечно, надо признать, здесь тесновато, но уж точно лучше, чем где-то, поэтому спим и не жалуемся.

Стол

Я люблю поесть. Конечно, приличной девушке не пристало целыми днями мечтать о яствах, но ничего не могу с собой поделать. Блинчики с маслицем и вареньем, сметанкой, сгущенкой! Хлебушек — горячий, пахнущий счастьем. Шоколад молочный с кружкой какао — чистый восторг! Бабушкины котлетки с картошечкой, её же мелкорубленная окрошечка и борщик с зеленью. И, о да, горячая манная кашка в миске с клубничным вареньицем по центру, которую я, кстати, еще в прошлом году терпеть не могла. Как же быстро вкусы меняются.

Иногда я представляю себя в столовой, где нет никого, кроме меня. Здесь мне радостней, чем в парке развлечений. А, главное, вокруг — ни души. Я хватаю всё подряд и за щеки, как хомяк. В моей тарелке печеньки, яйца, плов, сырнички, консервированный горошек с селедочкой и лучком. Справившись с первой порцией, замечаю холодец с горчичкой и пироги с капусткой и икрой — ну как тут устоять! На огромном хрустальном блюде — арбузы, персики, виноградик: манящие, сочненькие, сладенькие. Я съедаю всё до последней капельки и набираю ещё. Временами здесь же вижу маму с отцом и брата.

Наверное, вы думаете, что при таких мыслях я — толстая. А вот и нет. Возможно, слегка опухшая, но уж точно не толстая. Я бы сказала, даже наоборот. Иногда, смотрясь в зеркало, я замечаю крошки хлеба в волосах и, быстро, пока никто не видит, отправляю их в рот. Вот такая я обжорка.

Мама

Я люблю маму. Её руки — самые мои, не как у других мам. Теплые и сильные, мягкие и розовые, с полосочками от вёдер. Я б их с закрытыми глазами узнал. Они всё умеют. И лечить, и вкусно готовить, и тяжести таскать, и гладить меня по голове — так приятно, тихо.

Моя мама — очень добрая. От ее голоса — тепло внутри. А песни у мамы — смешные, про всё на свете. Про картошкины очистки, про горе-печку и талый снег, про Реку и топанье по мостовой, и даже про отца с сестрой. Мама без песни — никуда. Говорит, жить так веселее.

А еще моя мама — щекотная. Как поймает на кровати: кусает шею, живот понарошку. Я кричу, смеюсь, вырываюсь. А она — давай кончиком косы щекотать. Мне нравятся ее длинные волосы: красивые, желтые, с запахом деревьев. Мама сказала, это от нового «шампуня». От мамы домом пахнет. Вкусно.

Как-то раз моя мама с Луной говорила и надумала плакать, нос повесила. А я взял, да и сделал ей лыжи на носу: палец со лба «вжух» и поехали, а в конце — прыжок и улетел на коленку. Чтоб маме смешно стало. Чтоб мама не грустила. Мамин рот улыбнулся, а глаза почему-то — нет. Странно, ведь веселая ж игра вышла.

Я — уже большой, я много знаю. Мне мама кучу сказок прочитала, длинных-предлинных. Хотя в последнее время — у нас только полукнижки случаются. Сестра говорит, так легче носить. А мне всё равно интересно. Как дойдут до конца — прошу: «Ещё чуть-чуть, последний разочек. Пожа-а-а-луйста!». А мама: «Учись сам читать — не придется просить». И ушла ведра таскать своими моими руками.

Так и научился. Пока плохо выходит. Теперь читаю сам себе, мучаюсь, и мечтаю: вот бы еще разочек маму послушать. Самый последний разочек.

* * *

— Поворот, — негромко будит старшина.

По команде солдаты меняют бок. Теснота такая, что иначе не перевернуться. Они жмутся друг к другу в ночи, в яме, под брезентом, под снегом. Лишь бы дожить до утра, лишь бы не сойти с ума, лишь бы не растерять ярость и силы. Еще полночи, а значит — надо поспать, несмотря ни на что, чтоб потом снова идти в бой, прорывать блокаду, помогать тем, кто по ту сторону голода. Он должен выручить своих жену и детей. Он знает — они терпят и ждут, смотрят на Луну, просят поторопиться. Они надеятся на него и тех парней, что дышат ему в затылок.

— Карта, — гавкает хмурая работница магазина. Девушка просыпается от забвения (неужели, наконец, бесконечная очередь подошла?) и протягивает заветную бумажку длинными костлявыми руками. Взамен получает три прозрачных кусочка хлеба. Тут же жадно запихивает свою порцию в рот — единственный за весь день прямоугольник еды, не считая клеевого супа. Она старается не проронить ни крошки,