Мне б огреть тебя плетьми,

Четырьмя али пятьми.

Чтобы ты не изголялся

Над сурьезными людьми!

Но поскольку я спокон

Чту порядок и закон, —

Вот тебе пятак на водку

И пошёл отседа вон!

Л. ФИЛАТОВ

— Взгляните, пожалуйста, на сидящих перед вами. Не встречали ли вы кого-нибудь ранее? Не спешите, можете рассмотреть повнимательнее.

Секундное замешательство. Затем — долгий, пристальный взгляд. Глаза перемещаются от одного к другому, потом назад, опять к первому.

— Может им встать?

Утвердительный кивок.

— Поднимитесь. Итак?

— Нет. — Пауза. — Я никого не знаю.

— Вы уверены?

— Да, уверен.

— Что ж… Хорошо. Подойдите, вот здесь распишитесь. Теперь понятые. Пожалуйста. Теперь вы… Спасибо. Все свободны.

Я сидел у дверей и бесстрастно наблюдал за происходящим. Молодой следователь, проводивший опознание, был явно огорчен его исходом. Красноватые пятна на щеках, опущенные вниз, на протокол, глаза. Скрывать эмоции в молодом возрасте довольно сложно. Особенно отрицательные. Мало того, что он сейчас отпустит на свободу преступника, так ещё и по голове получит за незаконное задержание на трое суток. Конечно, неприятно.

Не скажу, однако, что я был безумно рад такому повороту событий.

Во-первых, из-за этой канители я не пообедал. А во-вторых, у меня пропал аппетит. Другое дело, что я совсем не удивился. Для следователя, конечно, неожиданность — как же так? Вроде, опознающий и приметы в протоколе подробные указал и даже фоторобот рисовать пытался? А как до опознания дошло — извините, не тот. Не узнаю. Мимо кассы.

Я быстро вышел из кабинета и в коридоре задержал потерпевшего.

— А может всё-таки это он?

Мужчина смотрел в пол.

— Нет, не он, — некоторое время спустя тихо произнес он. — Тот, вроде, постарше был.

— Мы тут одни. Зачем скрывать очевидные вещи? Боитесь?

— Не боюсь. Не он это.

— Боитесь, боитесь. Застращали?

Молчание.

— Быстро, однако… Где, неужели ещё в больнице?

Опять молчание.

— Ладно, идите. В следующий раз, когда вам ножом засадят, сами разбирайтесь. Без милиции.

Мужчина, понурившись, побрел на выход.

«Ну что за публика? Не народ — овцы. Их режут, а они только блеют. Войди нож на пару миллиметров подальше, и амба, не стоял бы ты сейчас в коридоре. А всё равно: „Не узнаю“. Потому что страшно.

Так хоть с распоротым брюхом, но жить будешь, а опознаешь — что там потом… Могут и добавить. Так что, извините, не узнаю».

Я взял со стола исписанный крупным почерком листок и быстро пробежал по нему глазами.

— Молодец, почти без ошибок.

— Меня сегодня в КПЗ или здесь до утра?

— Сегодня.

— Этот-то что говорит, Пеликан?

— Всё, что нужно, говорит.

— Хе… Чушок, он и есть чушок.

Я усмехнулся. Пеликан пока говорил далеко не то, что требовалось мне. Лепетал какую-то муру про то, что в парке, на другом конце города, в драке получил ножом в бок от неизвестного. Но ничего, это пока я не ткну ему в морду вот эту бумажку. Вот тогда он действительно скажет всё, что надо. А не скажет, я помогу. Никуда не денется.

— Число поставь, — вернул я лист сидящему напротив парню.

Тот вывел внизу дату и, ещё раз усмехнувшись, начал рассматривать свои потрёпанные кроссовки.

Я открыл форточку, чтобы немного проветрить кабинет от никотина и водочного выхлопа.

Парня звали Саввой. Вернее, это была его кликуха, «погоняло». На самом деле, его звали Андреем, а кличка происходила от его фамилии — Саватеев. Савва был особо опасным. В двадцать шесть лет это весьма почетно. Всего — восемь лет отсидки. Но Савва никогда не кичился своей крутизной, по крайней мере, когда бывал в милиции. Среди блатных — мог, да и то, только по пьяни. Поэтому-то я так и удивился вчерашнему случаю. Хотя от блатных всего можно ожидать. А Савва, вероятно, представлял собой эталон блатного. Исколотый голубыми разводами татуировок — даже на веках красовалась незамысловатая надпись «ХОЧУ ТЕБЯ», — отлично знавший воровские традиции, он имел несомненный авторитет в микрорайоне. А авторитет завоевать нелегко. Ещё труднее — поддержать. Только этим я мог объяснить вчерашнее приключение.

Накануне в пивном зале Савва сосал пивко в компании местной гопоты. На свою беду туда заглянул Пеликан, тоже судимый, только из другого района, но знавший Савву по зоне. Взяв кружку, Пеликан по-приятельски подсел к Савве. Савва презрительно сплюнул в сторону Пеликана и приказал ему валить отсюда. Тот вступил в совсем неуместную дискуссию: «Ну что ты, Саввушка, мы же не на зоне!»

Неизвестно, на что обиделся «Саввушка», то ли на уменьшительно-ласкательное прозвище, то ли на внешний вид Пеликана. Но так или иначе, он спокойно встал из-за стола, сходил на кухню, где барменша рубила селедочные наборы, попросил на минутку нож, вернулся в зал и на глазах у своих собратьев засадил им Пеликану прямо в бок. После чего плюнул на упавшего собрата по зоне, возвратил нож на кухню и сел за свой столик, продолжая спокойно пить пиво. Пеликан, истекая кровью, доковылял до выхода и скрылся за дверью. Савва никуда не убегал, продолжая трепаться с корешками, как будто ничего и не случилось.

Объяснилось всё просто. Пеликан был «чушком». «Опущенным». «Петухом». Даже разговаривать с ним было западло, а тем более, сидеть за одним столом и пить пиво. Пеликан, вероятно, этого не допонимал. Но потом, конечно, врубился, поэтому и наплёл мне про неизвестных в парке, когда я приехал к нему в больничку, откуда в милицию прилетела телефонограмма. Диагноз у него был нехилый — проникающее ранение живота, перерезанные кишки и так далее. Короче, сто восьмая, часть один[1]. Ку-ку, до восьми лет.

Про Савву я, естественно, узнал не от Пеликана, а от своих людишек в баре, благо случай этот мусолился по двадцать раз на дню, постепенно обрастая всякими невероятными подробностями типа того, что Савва вообще начисто отрезал Пеликану башку.

Сегодня, придя с участковым в бар, я застал Савву на обычном месте, за своим столиком. Узнав меня, он не стал хвататься за нож, вставать в стойку, кричать всякие глупости, а спокойно вышел из-за стола и отправился вслед за нами. Савва был авторитетом. Это дурачки-малолетки выпендриваться начинают, прыгать, орать, за что и получают по своим бритым затылкам.