Для толп фанатов Rolling Stones Кит Ричардс — не только сердце и душа величайшей группы в истории рок-н-ролла, но еще и пират, головорез, проклятый поэт, человек вне закона и самый крутой парень на планете. Он одновременно и существует на волосок от смерти, и принадлежит к тому виду, что вместе с тараканами выживет после ядерной войны.

The New York Times

Один из основателей Rolling Stones, автор рок-н-ролльных стандартов, великий гитарист и отец Джека Воробья из «Пиратов Карибского моря», Кит Ричардс — настоящая легенда. В своей книге он не только вспоминает подробности создания одной из главных групп в истории рока, но и раскрывает секреты своего гитарного почерка и рассказывает о том, как родилась песня Satisfaction. «Жизнь» — это портрет целого поколения, которое выжило, несмотря ни на что. Выжило и изменило мир к лучшему.

В чистоте чувства есть много человеческой правды — и именно её присутствие делает «Жизнь» не опереточным собранием рок-н-ролльных ужасов и радостей, а рассказом про людей и их чувства. И вообще настоящей книгой.

Citizen K

В которой меня останавливает полиция Арканзаса во время нашего американского тура 1975 года с последующим противостоянием

Зачем только мы остановились пообедать в ресторане 4-Dice в Фордайсе, штат Арканзас? Тем более когда местное население отмечало День независимости. При моем-то десятилетнем опыте автопробегов по Библейскому поясу? Крохотный городок Фордайс. Rolling Stones на карандаше у всей американской полиции. Каждый коп мечтает свинтить нас по любому подходящему поводу — шанс выслужиться и заодно избавить родину от этих жалких английских педиков. Стоял 1975 год, пора ожесточения и конфронтации. Охоту на Stones официально открыли еще в 1972-м, во время нашего тогдашнего тура, получившего название STP[1]. Госдепартамент обратил внимание на всеамериканский разгул беспорядков (было), гражданского неповиновения (тоже было), недозволенного секса (что бы это ни значило) и насилия. И все это из-за нас, каких-то бродячих музыкантов. Мы подстрекали молодежь к бунту, мы развращали Америку, и потому было принято решение, что в США с гастролями нас больше не пустят. При Никсоне такие вещи стали вопросом серьезной политики. Еще раньше президент, не стеснявшийся грязных приемов, дал команду своим подручным разобраться с Джоном Ленноном, так как думал, что тот может стоить ему выборов. Stones, в свою очередь, — так было официально сказано нашему юристу — получили статус «самой опасной рок-н-ролльной группы в мире».

За последние недели наш героический юрист Билл Картер собственноручно вытащил нас из крупных неприятностей, в которые нас постарались втянуть полицейские управления Мемфиса и Сан-Антонио. И вот теперь вся слава должна была достаться Фордайсу, городишке в 4837 жителей, где на эмблеме школьного округа растопырился какой-то красный жук. А ведь Картер вообще советовал нам не ехать через Арканзас и уж как минимум никуда не сворачивать с федеральной трассы. В качестве устрашения он рассказал, что в конгрессе штата недавно чуть не приняли закон, официально запрещающий рок-н-ролл. (Представляю себе его формулировку: «Везде, где громко и настойчиво отбивают четыре удара на такт...») Но нет, забыв про советы, мы спокойно катили по местным дорогам Арканзаса в новеньком желтом «шевроле импала». Во всех Соединенных Штатах, наверное, нельзя было придумать более идиотского места для остановки в машине, забитой дурью, чем эта консервативная глушь на Юге. Не очень приветливая к чужакам, особенно если они выглядят не так.

Вместе со мной были Ронни Вуд, Фредди Сесслсер выдающийся персонаж, мой друг, практически родной отец, который еще не раз будет фигурировать в этой истории, — плюс Джим Каллахан, долгие годы начальник нашей охраны. Нам нужно было проделать четыреста миль от Мемфиса до Далласа, где у Stones назавтра был запланирован концерт на стадионе «Коттон Боул». Джим Диккинсон, парень с Юга, который играл на фоно в Wild Horses, убедил нас, что пейзаж Тексарканы стоит того, чтобы посмотреть на него из окна машины. Вдобавок мы чувствовали, что налетались, перепуганные недавними приключениями на пути из Вашингтона в Мемфис, когда в один момент самолет резко бросило вниз на много тысяч футов, под аккомпанемент криков и слез, с ударом головой о крышу для фотографа Энни Лейбовиц и целованием летного поля по приземлении. Пока нас швыряло в воздухе, я, как говорят, удалился в заднюю часть салона и употреблял разные вещества с большим, чем обычно, энтузиазмом, видимо, переживая, что столько добра может пропасть напрасно. Случилась эта паршивая история в знаменитом «Старшипе», бывшем лайнере Бобби Шермана.

Итак, было решено добираться на машине, и мы с Ронни вели себя особенно по-идиотски. Заехав в некое придорожное место под названием 4-Dice, все сели, сделали заказ, после чего мы с Ронни удалились в туалет. В смысле взбодриться. И взбодрились. А поскольку ни здешняя клиентура, ни еда не вызывали у нас теплых чувств, мы продолжали торчать в туалете, веселясь и добавляя дозу. Просидели мы там минут сорок. Что здесь делать было не принято, особенно тогда. Это и накалило обстановку — кто-то из персонала позвонил в полицию. Когда мы вышли на улицу, невдалеке у обочины стояла черная машина без номеров, и только мы тронулись, не проехали даже двадцати ярдов, как заорала сирена, замигал огонек, и скоро нам в лицо уставились несколько дробовиков.

Ресторан 4-Dice на Google Map Street View:

4-Dice, Arkansas

На мне была джинсовая кепка с карманчиками, и в каждом из них хранился запас дури. Дурь вообще была где только можно. Даже в дверях машины: нужно было только отковырять панели, чтобы увидеть пластиковые пакеты с коксом и травой, пейотлем и мескалином. Черт, черт, черт, что же нам делать?! Менее подходящего времени для встречи с полицией было не придумать. Чудо, что в этот раз нам вообще разрешили гастролировать в США. Наши визы, добытые благодаря двухлетнему марафону Билла Картера по кабинетам Госдепартамента и Иммиграционной службы, висели на волоске соблюдения множества условий, о чем, кстати, прекрасно знала полиция всех крупных городов. Само собой, условием всех условий было то, что нас не арестовывают за хранение наркотиков, и это Картеру вменялось в личную ответственность.

В ту пору я не принимал ничего тяжелого — почистился перед гастролями. И я спокойно мог оставить свое хозяйство путешествовать в самолете. До сегодняшнего дня не понимаю, зачем было брать все это дерьмо с собой в дорогу и идти на такой риск. Конечно, мне надарили много наркоты в Мемфисе и совсем не хотелось расставаться с таким уловом, но и его я мог положить в самолет и отправиться в путь чистым. С чего вдруг я нагрузил машину так, будто решил заделаться дилером? Не помню, может быть, самолет улетел уже после того, как я проснулся. Помню только, что очень долго возился, отдирая панели и распихивая при пасы. Притом что пейотль — вообще допинг не очень моей категории.