…Полная тишина.

Целых пять секунд она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, а в ушах все еще стоял визг тормозов. За эти пять бесконечных секунд она поняла, что что-то случилось.

Потом девушка босиком выбежала из спальни и бросилась вниз по лестнице. С развевающимися волосами, с мертвенно-бледным лицом она пролетела через зал, миновала дверь, завернула за угол дома и помчалась мимо аккуратно подстриженных клумб, скользя по мокрой траве. Она Точно знала, куда ей бежать, в каком месте находится его машина.

В небо поднимался густой черный столб дыма. Добежав до широкой полосы густого подстриженного кустарника, отделявшего дом от трассы, она остановилась и всхлипнула, ибо любое препятствие сейчас отнимало драгоценные секунды. Но потом с усилием продралась сквозь колючки и ветви, не обратив внимания на царапины на руках и лице, и пустилась бежать уже по трассе. Она не обращала внимания ни на что. В голове ее была только одна мысль: что, если он погиб, а она так и не сказала ему, что любит его?

Когда она миновала поворот на трассе, то увидела на месте происшествия машину «скорой помощи». Красная машина стояла рядом с трассой, все ее двери были открыты. Белый с синим автомобиль стоял недалеко от нее, он был весь объят пламенем и дымом, а мужчины пытались погасить пламя. Из ручных огнетушителей вырывалась пена.

От отчаяния у нее подкосились ноги, и она села на землю, а воздух прорезал сдавленный крик ужаса. Потом с трудом поднялась, откинула с лица волосы. Ей было страшно идти, но все-таки ее влекло неодолимое желание увидеть все собственными глазами.

— Нет. — Марни отложила кисть и повернулась, чтобы взять тряпочку и стереть краску с пальцев. — Я этого делать не буду, заявила она. — И не понимаю, как у тебя хватает наглости просить меня об этом!

Лицо брата было мрачно, если не сказать больше.

— Мне это необходимо к завтрашнему дню или же у меня будут неприятности! воскликнул он. — Я просто не знаю, к кому еще мне обратиться. И если бы ты попросила его, то он…

— Я сказала — нет.

Стоя в разных концах студии, они не спускали глаз друг с друга. Марни стояла в так хорошо ему знакомой позе, скрестив на груди руки, всем своим видом выражая упрямство и непреклонность. На ее холодном лице читался категорический отказ, так же как, впрочем, и во взгляде, брошенном на белую повязку, поддерживающую его руку, и свежий синяк, украшающий щеку.

Она нетерпеливо взмахнула рукой.

— В прошлый раз, когда ты уговорил меня пойти и попросить Гая, мне пришлось прослушать его получасовую лекцию о твоем слабом характере и о моей глупости, заставляющей тебе потакать! — напомнила она Джеми. — Я не предоставлю ему удовольствия повторить этот спектакль, даже если тебе из-за этого для разнообразия придется немного поломать голову над своими проблемами!

— Никогда бы не подумал, что ты способна так меня подвести! — воскликнул Джеми. — Мы оба знаем, что Гай все еще с ума по тебе сходит! Он никогда не откажет тебе ни в…

— Джеми! — В ее голосе прозвучала угроза.

Затрагивать ее отношения с Гаем Фрабосой, довольно непростые, временами даже враждебные, было достаточно рискованно даже и в более спокойной обстановке, и ее брат смущенно переступил с ноги на ногу.

— Но ведь это же правда, — пробормотал он, стараясь не смотреть ей в лицо. — В прошлый раз, когда это произошло… — он все же продолжал гнуть свое, — я, конечно, понимаю, что сам во всем виноват, и, очевидно, Гай был прав, когда выгнал меня, но…

— Он выгнал не тебя, — возмущенно перебила его сестра. — Это была я! Это не тебе пришлось краснеть, когда он смешивал с грязью нашу семью, а мне! И уж, конечно, не тебе нужно было выслушивать все, что он думает, не имея возможности сказать хоть слово в ответ, — закончила она. — Это была именно я!

— Тогда давай я попробую уговорить его.

— Ты? — фыркнула она и бросила на него уничижительный взгляд, от которого он весь съежился.

Джеми был не из тех, кого любил Гай. По правде говоря, он был скорее из тех, кого он терпеть не мог.

— Как видно, ты действительно потерял всякую надежду, если полагаешь, что можешь сам обратиться к столь важной персоне, — с издевкой сказала она. — Он же из тебя за полминуты сделает отбивную, и ты это прекрасно знаешь.

— Но если ты…

— Нет!

— О боже, Марни. — Джеми тяжело опустился в кресло, его щуплая фигурка сгорбилась, всем своим видом выражая полное отчаяние.

Марни старалась не поддаваться жалости. Уж на этот-то раз она не проявит слабость! Это бесполезно, убеждала она себя. Гай прав. Джеми пора научиться самому справляться со своими проблемами. За те четыре года, как они расстались с Гаем, Джеми, по крайней мере, раза три посылал ее к нему, чтобы она просила за него. В последний такой визит Гай обрушил на нее свой гнев, впрочем, вполне заслуженный, и предупредил, что в следующий раз, когда она придет просить за брата, он кое-что потребует взамен. Ей не надо было объяснять, что он имеет в виду. И она просто не могла поставить себя в такое положение. Даже для брата.

— Я все потеряю, — глухо проговорил Джеми.

— Вот и хорошо, — сказала она, не веря ему ни на грош. — Возможно, если ты и потеряешь кое-что, то в дальнейшем научишься беречь то, что имеешь!

— Как ты можешь быть такой жестокой?! — Он задохнулся от возмущения и, оторвав свою неповрежденную руку от синяка на лице, обиженно смотрел на нее. Он просто не мог поверить, что на этот раз она подвела его. — Ты стала жестокой, Марни, — упрекнул он ее, впервые в жизни она увидела неприязненный взгляд на лице человека, бывшего ее единственным близким родственником. — Это все твои дела с Гаем сделали тебя такой.

— Послушай, вздохнула она, слегка смягчаясь, поскольку Джеми был прав: она действительно стала жестокой, но это была необходимая самозащита. В то же время ей не хотелось делать больно Джеми. Она терпеть не могла, когда кому-нибудь причиняли боль. — Возможно, я смогу достать тысяч десять к завтрашнему дню, если тебе это поможет.

— Капля в море, — буркнул он безо всякого чувства благодарности, и его сестру опять охватил гнев.

— Так чего же ты от меня ждешь? — закричала она. — Чтобы я ради тебя продала свою душу?

А ведь так оно и будет, если она еще раз обратится к Гаю за деньгами. В уплату он потребует ее душу.

Джеми покачал головой.

— Господи, ты заставляешь меня чувствовать себя последним подлецом.

— Ну, это уже что-то, — она вздохнула. — Ну почему ты не думаешь, прежде чем действовать, Джеми? — она с несчастным видом подошла к нему и тронула его за плечо. Ее темно-синие глаза, ловившие его взгляд, были наполнены досадой и сожалением. — Как можно было ехать на такой дорогой машине, не застраховав ее!