Сказочник

Новая сказка о Колобке

А началась история сия

в тот мрачный день, когда родился я,

умножив страшных тварей поголовье.

Позвольте небольшое предисловье.

Отец мой был, представь, хороший малый.

Был человеком, что ни говори.

Ещё он был такой кузнец удалый!

И сердце доброе имел в своей груди.

А мать всю жизнь на поле пропадала.

Таких родителей не видел белый свет.

Их житие одно лишь омрачало –

то, что детишек не было. Привет.

И стал отец ковать себе сыночка –

такая вот на них тоска напала.

Как ни старался — ни сынка, ни дочки –

не вышло человечка из металла.

Года летели, всё шумя крылами,

их стаи пронеслись над головой.

Вернее, над седыми головами

всех тех, кого давно уже нет с нами,

но образ их храним своей душой.

На моё счастье (иль несчастье злое?),

чрез череду давно минувших лет

прошли живыми мама, папа, дед.

О дедушке я расскажу немного.

Изобретатель был он мировой,

все знали — у него талант от Бога.

Куда б ни привела его дорога

научных изысканий, мой герой

познаньям применение находит:

то тормоз смастерит он головной

(ножной, ручной придумал дед мой тоже),

то вдруг изобрести печенье может,

что ешь его — становишься худей.

За то в немилости бывал он у людей,

ведь худоба в те дни была не в моде.

Но не сдавался он; в таком же роде

его изобретеньям нет числа.

И наконец — Всевышнему хвала! –

и до меня однажды в непогоду

мысль гения тихонечко дошла.

Осенний день. Дождливо. Слякоть. Грязь.

А дед сидит, скучая без работы,

и моя мать, устало помолясь,

замешивает тесто для чего-то.

(И этим «что-то» скоро стану я.

Но забегать вперёд, друзья, не будем –

о том ещё не ведала семья.)

Вот мой отец (вот-вот отцом он станет)

почитывает, сидя на диване,

последний выпуск «Энских Новостей»:

— Вот, скукота… совсем уж нет вестей, -

заводят диалог мать и отец.

— Неужто своей жизни под конец –

тут в разговор дедуля мой вступает –

с внучатами я, блин, не поиграю.

— Ты что ругаешься, дедуля, постыдись -

вдруг нашу сказку дети прочитают.

А коль блинов ты хочешь — попроси.

(Меня тут нет и я пока молчаю).

— Нет, испеки ты лучше колобок, -

отец с дивана голос подаёт.

— Вот именно, шар — форма совершенства.

Но дело не в еде, а в той беде,

что нет у вас, родименьких, детей.

— Ты здесь, дедуля, горю не поможешь –

ты нам ребёночка родить уже не сможешь.

— Смеётесь всё над бедным стариком.

Однако ж вы подумайте о том:

что если нам усыновить дитятю?

— Ну, вот те раз, отец, и вот те нате -

не сможем мы ребёнка прокормить.

— Но дальше так вам невозможно жить.

Зачем существование своё

мы превращаем в жалкое нытьё?

Заначки сложим — очень может быть

мы новый дом смогём себе купить.

И что тут говорить о пропитаньи?

И так ли тяжело нам воспитанье?

Не так уж стар я для делов таких.

Да, нам воспитывать не хочется чужих

детей.

— Отец, тебе признаюсь я –

мне было жаль, что мы бездетная семья.

Да, было — мы о детях тосковали,

но те года давно уж миновали.

Не нужно никого нам тут ковать.

— Ты просто обленился — я-то знаю! –

с газетой на диване почивая.

А если б телевизор в доме был,

на улицу б ты вовсе не ходил.

— Скажи на милость: твой сынок — лентяй?

— Он отдых заслужил работой тяжкой, -

вступилась мать за папку моего.

— Ну посмотри, какие вы бедняжки…

— А ты скажи, пожалуйста, отец:

что за напасть такая — телевизор?

— Когда приходит он, активности — конец.

Все замирают, перед ним столпясь.

Я не видал такую штуку отродясь,

но говорят, что — адская машина.

О том мне рассказал один мущына…

— Косматый весь, в разорванных штанах?

Так то юродивый, отец, его не слушай.

— А я-то, вот дела, развесил уши.

Как мог поверить в этакую муть?

От болтовни нам надо отдохнуть,

но есть последнее, однако, предложенье –

я вам из теста сотворю сынка.

— И что же это будет за творенье?

— Я оживлю сегодня колобка.

— Но как, отец?

— Я знаю способ верный.

— И ты уверен в нём наверняка?

Тогда вот, слушай: не забудь про нервы.

Я понял: оживляешь колобка.

Дай волос, — дед мой маме говорит –

А ты, сынок, отрежь кусочек ногтя.

— Ты не колдуешь? Так скажи: чего ты

сейчас творишь, милейший инвалид?

— А, часом, голова у деда не болит?

— О, как же далеки вы от науки –

вздохнул мой дед, не знавший ране скуки, -

я клона сделаю, хотя, признаюсь честно,

не делал отродясь такого с тестом.

Я изобрёл чудесный эликсир,

Который потрясёт однажды мир.

Ну а сегодня — дайте позволенье –

Произведу я первое творенье.

И тут он ноготь в тесто замесил,

Потом и волос, эликсир полил.

Мать придала творенью форму шара

и собралась поставить тесто в глубь

(Ей богу, я не вру) печного жара.

— Коль хочешь съесть его, так ставь скорей,

но будет он невкусным, ты поверь.

А коль сыночка хочешь, то, конечно,

не стоит относиться столь беспечно

к его созданью. Лучше положи

его на печку и садися, жди.

Притихли все и стали ждать; уж вечерело.

И тут впервые я на мир взглянул несмело:

На тесте появилися глаза.

Потом и рот, и нос, и — посмотри –

Внутри зашевелилися мозги.

Всё остальное в росте отставало.

В ту пору не имел ни рук, ни ног –

типичный, прямо скажем, колобок.

— О, Боже… Ты прости нам этот грех:

кажись, не получился человек, -

то мать моя в углу запричитала.

— Уродов в жизни повидал немало,

но этот — всем уродам есть урод.

Увидит кто — так сразу и прибьёт.

— Вы подождите — всё нормально будет.

И труд родительский вам будет не тяжёл.

За сотворенье Бог нас не осудит,

ведь человек тот будет — не осёл.

Шли дни, меня скрывали от людей.

Соображать я начал понемногу.

Родного дома не было милей,

но всё ж манила дальняя дорога.

(А почему она меня манила?

Ведь дома было очень даже мило.)

И вот однажды в сумеречный день,

когда