В третьей части монографического исследования рассматривается проблематика заключительных периодов в истории формирования и эволюции политических структур российского Белого движения. Это время от поражения наступательных операций белых армий под Москвой и Петроградом осенью 1919 г. до падения белого правительства генерала Врангеля в Крыму и первых лет эмиграции. Отражены также проблемы истории Белого дела в 1919–1920 гг. в Сибири и на Севере России.

Специфика переходного периода в развитии политических структур Белого движения в России (ноябрь 1919 г. – март 1920 г.).

Эволюция политической модели российского Белого движения за период конца 1919 – начала 1920 г. во многом определялась катастрофическими поражениями белых армий, их отступлением от Москвы и Петрограда, потерей в середине ноября крупных центров белого Юга и Северо-Запада (Курска и Ямбурга), падением столицы «белой России» – Омска. Конец 1919 г. ознаменовался и фактическим отказом Великобритании (главного стратегического партнера во второй половине 1918–1919 г.) от поддержки Белого движения. 8 ноября в своей речи в Парламенте Ллойд Джордж отметил три факта, на основании которых надлежало Европе в будущем проводить «русскую политику». Во-первых, признавалось, что «нельзя восстановить Европу без того, чтобы не втянуть Россию в свой экономический оборот», даже несмотря на то, что «большевизм не демократичен». Во-вторых, говорилось о невозможности «подавить большевизм оружием» и о том, что белые армии, «заняв большие области», «восстановили против себя население». Третий факт, по мнению британского премьера, заключался в осознании большевиками своих «ошибок прошлого», которые они «не повторяют» и поэтому «не восстанавливают против себя население». Итак, белые режимы были недемократичны и поэтому нелегитимны, а большевики учли опыт предшествующих лет, стали «демократичнее» и пользуются «поддержкой народа». Великобритании, как и Европе, следует понять, что «торговля наилучшее средство для того, чтобы устранить жестокости, грабежи и ужасы большевизма. Европа сильно нуждается в том, что Россия может дать». «Торговать, а не воевать с советской властью» – этот вывод, озвученный Ллойд Джорджем, стал своеобразным «приговором» Белому движению со стороны «союзников». Премьер напомнил также известные слова лорда Биконсфильда, считавшего, что «великая, все растущая, принимающая колоссальные размеры Россия, как ледник, надвигающийся на Персию, на Афганистан, на Индию, представляет собой самую страшную опасность, которая когда-либо грозила Британской Империи»[1].

Примечательно, что еще в сентябре 1919 г. глава британской военной миссии при Колчаке генерал Нокс, вернувшись с поездки на фронт, заявлял об «отличном настроении» белой армии, подчеркивал (явно преувеличивая), что «каждый патрон, выстреленный русским солдатом в большевиков в течение этого года, сделан в Англии, из английского материала и привезен на английских пароходах». Но при этом генерал говорил, что Англия «сделала все, что могла», и теперь белые «должны сами победить большевиков и сами, без иностранных штыков, установить правительство в Москве». С сентября 1919 г. военные поставки из Великобритании стали осуществляться уже не в кредит и не из неподотчетных фондов военного министерства, а исключительно за наличный расчет. Полковник Стиль, заведующий русским отделом в военном министерстве, проинформировал военного представителя Русских армий при Союзном командовании в Париже генерала от инфантерии Д. Г. Щербачева, что «Английское правительство не имеет возможности что-либо заказывать для России внутри Англии, так как рабочие отказываются работать для вооружения русских армий, действующих против большевиков», и «Английское правительство не имеет кредитов для заказов вне Англии для России»[2].

Перемены на фронтах и во внешней политике не могли не вызвать изменений и в политическом курсе. С одной стороны, белыми правительствами, как и в 1918–1919 гг., продолжался поиск оптимального варианта государственного устройства, приемлемого и для «победы над большевизмом», и для эффективного управления на контролируемой территории. В конце 1919 г. поражения еще характеризовались как «временные», ожидался, в обозримом будущем, поворот «военного счастья» в сторону белых армий. Виновниками «временных» неудач объявлялись отдельные чиновники, военачальники, представители «общественности», недостаточно помогавшие фронту, корыстные «деловые круги» – символы «гнилого, обывательского тыла» (по образному выражению поэтессы М. Колосовой). Для преодоления подобных недостатков считались достаточными «кадровые перестановки», перемены в составе управлений и министерств, военного командования. Сторонники данного курса были убеждены, что сложившиеся в 1919 г. политические структуры должны остаться прежними, нужно лишь усилить диктатуру, расширить полномочия исполнительной власти.

Однако, с другой стороны, все заметнее становилась позиция тех, кто призывал к исправлению изъянов самих управленческих моделей белых правительств, основанных на принципе безусловного приоритета единоличной власти. Ограничиваться кадровыми решениями считалось недостаточным, более оптимальным казался вариант расширения представительной основы управления. Данная тенденция стала преобладающей на всех фронтах Белого движения как возможная альтернатива диктаторской модели, основанной на бюрократическом принципе назначения и подчинения. Структуры, в работе которых участвовали выборные или делегированные депутаты – представители определенных социальных, профессиональных или политических групп, признавались более устойчивыми и работоспособными и, главное, более демократичными, «близкими к нуждам населения» по сравнению с совещательно-распорядительными структурами исполнительной власти. Популярным стало утверждение о необходимости отказа от формы организации власти на принципах «Положения о полевом управлении войск», о необходимости расширения полномочий гражданской власти, ее независимости от «засилья военных».