I. Corax[1]

Начинаем с фокуса: Джон М. (Майк) Форд, двигая бровями, раскладывает Виза́нтии на столе и указывает на них жестом иллюзиониста.

–Итак, дамы и господа, а теперь будьте очень внимательны. Следите, где настоящий Константинополь,– говорит он, тасуя Царьграды. У бровей Майка есть два выражения, полу-Гэндальфовское и полностью Гэндальфовское, и они переключаются, как железнодорожные стрелки, покуда он раскладывает города перед вами (или передо мной; давайте считать, что «вы» вданном случае означает любое существо во вселенной, которое не было и никогда не будет Майком Фордом). За его пальцами не уследишь, но разыгрывают они действие или отвлекают?

Один за другим появляются Византии, жемчужины мира, Города с большой буквы.

Византий, где и впрямь существуют вампиры и колдуны. Византий, где христианство уничтожили и закрепился религиозный плюрализм Юлиана, где распространились и сохранились мистические культы вроде митраизма. Византий, где ислам не возник и не стал угрозой сВостока. Византий, где Франция не стала Францией, аГаллия разделена между Империей на востоке иАнглией на западе. Византий, где Рим пал, но Империя простояла еще по меньшей мере тысячу лет. Как минимум пять Византиев, и это не предел.

Тут Майк делает что-то пальцами, а может быть, бровями, и на столе остается лишь один Византий.

–Черт,– говорите вы.– Вот так фокус! Все эти города сложились в один.

–Города?– спрашивает он.

Вы смотрите на стол. Византий исчез. На его месте несколько машинописных абзацев, рукописные заметки, тонкие полоски текста, рассыпанные на обшарпанном столе.

–Так вот что это было?– шепчете вы.– Создать иллюзию Города, стольких Городов, из таких простейших материалов. Просто невероятный фокус!

–Ой. Я это проделал?– Брови Майка опускаются, как навесы над витриной. Он мягко стучит вас пальцем по виску и сулыбкой отворачивается.– Ну и воображение у тебя, малыш.

II. Nymphus[2]

Если существует альбом Velvet Underground[3] фантастических романов 1980-х годов, то вы держите его в руках. «Дракон не дремлет», впервые напечатанный в1983-м, тут же стал культовым артефактом, книгой, вызывающей восторг, изумление и священный ужас. Надеюсь, по меньшей мере одно из этих чувств охватит вас при ее чтении. Вообще-то я надеюсь, что вас охватят они все и останутся с вами навсегда, как остались с теми, кто уже спустился в эту пещеру, ощутил кольцо огня и выучил одно-два секретных рукопожатия. Не поймите меня превратно; яне говорю, что роман вам всенепременно понравится. Ни одно литературное творение в истории не дает таких гарантий. Однако смело могу утверждать, что «Дракон не дремлет»– исключительная книга. Единственная в своем роде. Абсолютно, чертовски самостоятельная, но при этом открыто заигрывающая с каждым традиционным фантастическим жанром, ни одному не дающая себя увлечь, однако каким-то образом сохраняющая со всеми превосходные отношения.

Это альтернативная история, обрамленная глубокими знаниями эпохи, усеянная выразительными деталями и глубокими аллюзиями. Это озорная романтизация прошлого, которая ухитряется не отрываться от почвы. Жестокость остается жесткостью, опасность – опасностью, в мире есть кровь, болезни и мрачнуха, где положено. Это умственная игра в теннис, Легендариум Британии против римских мистерий, аУильям Шекспир – линейный арбитр. Здесь есть интриги, убийцы, заговоры, встречи в тавернах – отборные мелодраматические штампы, любовно раскрашенные вручную и выставленные для услаждения наших глаз. Здесь есть вампир-артиллерист, который с каменным лицом произносит лучшие убойные шутки. Минуточку. Вампир-артиллерист… убойные… Сейчас январь 2020-го, и до меня только сейчас дошло. Понимал ли Майк, что делает, когда почти сорок лет назад вставил в книгу этот ассоциативный каламбур? Если кто и мог…

Концепций, ветвящихся замыслов и мощных «что, если бы» в«Драконе» хватило бы на пяток романов, но здесь они танцуют рядом, оставляя между собой место для божеств нескольких религий. Это еще одно умение Майка Форда: набить мир до отказа и вто же время оставить его таким дразняще недоисследованным.

Он блуждал где вздумается, движимый одной из самых дисциплинированных причуд (или причудливых дисциплин) в фантастике. Он не довольствовался тем, что в его книге будет смысл. Смыслы должны тесниться и не просто занять все доступное пространство, даже если это само по себе впечатляет; они должны катализировать, должны творить видимые и невидимые чудеса, создавать литературный эквивалент черенковского излучения.

Когда Майк разворачивает перед вами абзац, вы ощущаете незримое, далекое содрогание – что-то смещается в другой сюжетной линии. Двойной смысл – стандарт, тройной смысл – разминка. Майк был поэт, и все им написанное поэтически спрессовано и служит несущей опорой для конструкции с непостижимым числом измерений.

III. Miles[4]

Каким он был поэтом?

Давайте опишу еще один ловкий фокус.

Я жажду славы. А вы?

Вообразите, что мы поднимаемся к вершине Геликона по древней дороге, петляющей меж острых скал. Склон кишмя кишит литераторами. Все мы, поэты и прозаики, пришли сюда ради Музы или хотя бы намека на нее. Мы карабкались, мечтая различить ее промельк за деревьями или увидеть ее след в дорожной пыли, увидеть хоть что-нибудь. Нас тут тысячи, и укаждого есть план, душещипательная история, сделка, которую мы рассчитываем заключить. Мы все хотим припасть к сладостному ключу Ипокрены. Все хотим, чтобы из наших пальцев били молнии и перетекали в клавиатуру, но на рынке Муз спрос многократно превышает предложение, и нам ничего не светит. Мы предлагаем надежды, грезы, время, деньги, страхи, здоровье, жизнь, душу. Бесполезняк. Старый храм на вершине заперт на засов, табличка изящным шрифтом гласит: «Закрыто».

Внезапно по долине раскатывается рев мотора, заглушая блеянье овец внизу. Это Джон М. Форд на красном спортивном автомобильчике! У него даже верх открыт! Он мчит по разбитой дороге, ловко огибая торчащие камни, и плавно тормозит под сенью древнего храма. Дважды жмет на клаксон, выходит из машины и подбрасывает в воздух связку ключей.

–Мое предложение такое,– говорит он.– Я пущу тебя за руль. Можешь ехать, куда хочешь и сколько хочешь.