П. Данжелико

Как спасти жизнь

Переводчик: Onorina

Редактор: Каролина Б.

Русификация обложки: BySashka

Специально для группы: Книжный червь / Переводы книг.

Пролог

Джордан

— Джордан… — доносится до меня голос сквозь пелену тумана. Что вызвала текила. И скорбь. Ничто из этого не поддается моему контролю. Похож на голос отца, но этого не может быть. Папа на Флорида-Кис (Архипелаг, цепь коралловых островов и рифов на юго-востоке США.) с Бо занимается глубоководной рыбалкой, так что это, скорее всего, очередная иллюзия, вызванная туманом. В последние несколько недель галлюцинации случались довольно часто.

— Джордан, — слышу я. В этот раз более резко и четко, источник находится в дверном проеме моей спальни. Нависает надо мной, давя тяжким грузом.

— Джордан? — раздается снова. Это так же приятно, как и песок, застрявший между зубами.

— Кто тебя впустил? — говорю я в подушку, голос звучит надтреснуто из-за долгого молчания.

Как долго я нахожусь в таком состоянии? Несколько дней. Может больше. Я потерял счет времени. Сейчас оно не имеет значения, только постоянно напоминает о том, что случилось. Мной овладела апатия, и жизнь, которую я знал до этого, остановилась. Она не перестала существовать. Просто остановилась на этом чертовом моменте, заперев навсегда в ловушке.

— Ты дал мне код.

Старик всегда был прямолинейным и честным. Раньше мне это в нем нравилось.

— Напомни, чтобы я поменял его после твоего ухода.

Он волочит ногами по ковру, шаркающий звук как наждачная бумага по моим и без того поврежденным нервам. Я глубже зарываюсь головой под подушку, но бесполезно. Теперь некуда деться, нигде не спрятаться. Нажимает на кнопку, раскрывающую шторы, и солнечный свет проникает в спальню. Касается голой кожи спины, заставляя содрогнуться. Сейчас все причиняет страдания. Даже само существование. Глубокий вдох — боль.

— Твой брат пытался дозвониться до тебя.

Ага, знаю. Стоило его заблокировать после двадцать пятого звонка.

— Сколько еще ты собираешься так себя вести? — продолжает он, нарушая напряженную тишину.

Сколько… хороший вопрос.

А сколько времени потребуется, чтобы, если бы захотел, жизнь закончилась? Как скоро я исчезну? Быстро. По-тихому. «Перестань надеяться на меня», — хочу сказать я ему. — «Прекращай спасать». Но слова застревают в горле. Что-то их останавливает. Какое-то непонятное чувство.

Закрываю глаза — я на пляже, подернутом туманом, и меня зовет девушка. Возможно Лейни. Не уверен. Не могу разглядеть лица. Но она продолжает звать меня по имени. И кажется счастливой. Такой чертовски счастливой, что хочется к ней присоединиться. Это все, чего я желаю.

— Ты разве не должен быть на Флорида-Кис? — говорю я, щурясь на солнце; широкая фигура отца, будто сжалившись надо мной, закрывает большую его часть.

— Твоя мать беспокоится. Говорит, что, если не найдешь помощника, она сделает это сама.

Моя мать помешана на контроле. Ее уже не изменить. Я часто говорил Бо, что с этим нужно научиться жить. Мои слова бьют меня же обухом по голове. Жизнь — забавная штука. Если я переживу все это, нужно будет положить конец ее вздору.

— Вы разведены. Веди себя подобающе. — Я давлю пальцами на глазницы. Голова раскалывается из-за мерзкого чувства вины, вызванного пьянством, и из-за безжалостного солнечного дня в разгар зимы.

— Она мой лучший друг. Мы развелись, чтобы сохранить отношения.

Упоминание о лучшем друге, как удар в живот: все внутренности переворачиваются снова и снова.

Моего друга больше нет.

Я никогда ее больше не увижу и не услышу. Только в тумане. Он мой союзник, доза, которую я должен получать изо дня в день. Единственное, что не дает боли взять надо мной верх.

— Знаю, что ты страдаешь, но это… — Он оглядывается вокруг. — Ты не можешь позволить этому сломить тебя. Всем от этого только хуже.

Джон Уэст — психиатр по специальности, изредка консультирующий свою семью. Один из его способов сообщить, что он переживает за меня.

— Я в порядке, пап. Можешь вернуться на лодку, — выдавливаю я с почти правдоподобным убеждением.

Старик отвечает долгим вздохом и засовывает мозолистые от многолетней борьбы с тунцом и марлином руки в карманы.

— Твоя взяла, — говорю я, садясь, приходится смириться с тем, что он не уйдет, пока не предприму попытку успокоить его.

Провожу рукой по подбородку и обнаруживаю густую бороду, покрывающую лицо. Полагаю, прошло больше, чем пара дней. На полу валяются бутылки, которые объясняют, на что я потратил время. Никаких сомнений. Сейчас я могу жить только в состоянии глубокого опьянения. Все сильнее погружаясь в забвение. Жаль, что папа не может уйти, чтобы я мог вернуться в забытье.

— Я жив. Можешь сказать конгрессменше Уэст, чтобы она отозвала поисковую группу.

— Одевайся, — говорит папа, направляясь к двери. — Я отведу тебя на обед.

Фланель, накинутая на его спину, и штаны цвета хаки настолько чертовски знакомы и так успокаивают, что на минуту боль отступает. Но лишь на минуту.

— Пап… — зову я, когда на меня вновь накатывает волна страдания, выбивающая воздух из легких.

Повернувшись, он наблюдает, как я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки.

— Я был не очень хорошо знаком с Лейни, но знаю, что она заботилась о тебе. Она бы не пожелала тебе такого… Мой совет: чего бы это ни стоило сосредоточься на том, что хотела бы она.

Мысли немедленно обращаются к Илаю. Но он уже в прошлом.

Глава 1

Райли

Пять месяцев спустя…

В мире существует два типа людей…

Погодите. Стоп. Забудьте. Начнем сначала. В мире существует три типа людей. Те, что делают лимонад, когда жизнь вручает им кучу лимонов. Просто молодчины. А есть те, кто смиряются и ничего не делают, кроме того, что ноют и жалуются, — пожалуй, это худший вариант. А оставшиеся — горстка людей, которая берет лимоны и возвращает их, засовывая в… Ну, картина ясна. Суд присяжных еще не определил, к какой категории отношусь я.

— Смотри куда идешь, — слышу я, когда пара внушительных рук хватает меня за плечи.

Голос низкий и грубый, с резкими нотками. Он выводит меня из себя. Что не удивительно, в последнее время я измучена из-за недосыпа и слишком широкого спектра обязанностей. Но это другой вид раздражения. Худший из возможных. От этого тона несет снисходительностью и претенциозностью, а я не в настроении ни для одного, ни для другого. Не тогда, когда работаю четвертую смену подряд, обслуживая столики в одном из самых