Альфред Зайнуллин

Милая моя…

Однажды на юге материка стоял небольшой городок, сквозь который протекала река, делящая его на 2 части. В этом городке, чуть дальше от центра, проживала семья Воробьёвых. Семья — преувеличенно сказано, ведь из семьи там была только мать Любовь Воробьёва да сын Арсений той же фамилии.

Любовь Даниловне на тот момент уже было 43 года, однако фигура и лицо её всё ещё сохраняли молодость. Родителей у неё уже в живых не было, а братья и сёстры все разъехались по разным частям страны. Мужа Владимира не стало ещё в её тридцати восьми летнем возрасте. Он был единственным её «хорошим знакомым» старше неё, потому что сама Любовь любила дружить с людьми по-младше, хотя у неё была лишь 1 подруга — Света.

Арсений Владимирович же был ещё подростком пятнадцати лет. Учился он плохо, хотя и до двоек не дошёл. В тайне от матери пил спиртное, гулял с друзьями, которые его и подсадили на это. Несмотря на это, воспитание отца ещё оставалось в силе. Девочек он не трогал, никого не обижал в школе, да и учителя, особенно литературы, хвалили его за хороший ум, который он к сожалению променял на гулянки да сплетни с друзьями.

Время 14:15, звенит звонок. Да, это школа. Наш Арсений находится в кабинете русского языка и литературы. Довольно молодая учительница в очках, кофте и школьных штанах, услышав звонок, прервала чтение какого-то рассказа, встала со стула и посмотрела на весь класс.

—

Так дети, на следующий урок даю вам дочитать произведение до конца. — Сказала учительница, после чего она закрыла книгу и продолжила. — У нас уже почти на носу День Матери, так что давайте к следующему уроку после того, как мы дочитаем рассказ, напишем стихотворения в адрес своим мамам. Напишите не менее 2 четверостиший, с душой давайте, всё-таки день матери.

—

Хорошо! — Сказали одновременно несколько учеников, уже торопясь сложить учебники в портфели.

Класс опустел, одноклассники Арсения торопились в кабинет следующего урока, как и он сам.

После школы Лёша уже с утомлённым видом шёл домой по недавно выпавшему снегу. Он пришёл домой, разделся, переоделся, легко упал на кровать и достал из рюкзака дневник, где за сегодня у него стояли две тройки и одна красивая, красующаяся лучше всех двойка.

—

Вот черти. Конечно! Я ведь обязательно должен был решить все 10 примеров, им 5 мало, видите ли я ленивая задница! Сегодня снова мамка нервы вытрепает… Как же эта жизнь меня достала! — Раздражённо и резко махая руками сказал он.

Квартира их была трёхкомнатной. Комната матери, сына и зал.

Лёша всегда после школы садился на кресло, ставил радио на стол рядом, и кушая всякие вкусняхи, слушал разные программы. И про политику и про писателей и про художников и про праздники, вообще на все темы. Под это радио он частенько засыпал. Так случилось и сегодня. Всё как обычно, стол с радио, мягкое кресло, выключенный свет и мамины пирожки с мясом — его любимые.

В таком комфорте и расслаблении грех не заснуть в потоке голоса из радио или своих мыслей. Так он и поддался этой спокойной атмосфере, этой беззаботности о уроках, оценках, но это будет чуть позже.

На самом деле его цель на этот раз была не только расслабиться, но и послушать разные выступления на тему дня матери.

«Придётся что-то написать, а то так двоечником стану… Папа не обрадуется, я ведь клялся не опускаться до дна… Просто что-то послушаю, возьму да и напишу, чего тут морочить себе башку, пусть отличнички наши пыхтят над стихом, мне то всё равно» — Произнёс он эти лёгкие, беззаботные и даже немного завистливые мысли.

Слушая радио, он уже дремал, однако вдруг в радио пронеслась фраза, такая любящая и заботливая «Милая моя…», дальше он ничего не услышал, а сразу же всё решил.

—

Милая моя… Это же отличное начало стишка, надо записать… — Произносил он вполголоса, несясь в свою комнату.

Быстрыми и точными движениями он достал тетрадь, пенал, так же ловко его открыл и записал: «Милая моя», дальше его уверенность в выполнении задания встала в тупик.

—

А чё дальше то писать..?

Прошла короткая пауза, нервная кастрюля воды в нём уже начала издавать пар. Он злился на самого себя, эти мысли сбивали его идеи к стиху и от этого он ещё сильнее раздражался. В конце концов вода вскипела и раздался звонкий удар. Обрушив весь гнев на свой стол, он пробил его насквозь. Тогда он пустил слезу, горькую слезу, и с полным поражением вошёл в свой тихий уголок. Наконец, спустя несколько минут он заснул под спокойную музыку из его родного радио.

Вскоре на фоне играющей музыки раздался звук замка. Любовь Даниловна вернулась домой. Она размотала свой мокрый шарф, с ним в руках сняла обувь, и даже не обращая внимания на звук радио, в первую очередь зашла на кухню, где на батарею положила шарфик, шапку и куртку.

Поставив чайник, она с уставшим видом села на стул и рукой стала придерживать голову. Время, судя по идущим часам было почти восемь вечера.

Уставшая мать поднялась и пошла в комнату сына, где включив свет, она спокойно взяла его дневник. Конечно, открыв его, она не обрадовалась. Отбросив книжку с оценками на кровать сына, да ещё и увидев насквозь пробитый стол, она с огорчённым и усталым видом пошла в свою комнату.

Пока она переодевалась, очень пронзительно закипел чайник, его свист спокойно развеял сон Лёши. Тот рефлексом резко поднялся с кресла, и вот хотел было уже побежать выключать неприятно высоко кричащий чайник, но он споткнулся о стол и упал вместе с ним и рабочим радио.

Любовь Даниловна услышала этот звук и пошла в зал. Придя на место происшествия, она включила свет и обнаружила там лишь лежащий на боку стол и сломавшееся радио, как тогда подумала женщина. В этот момент чайник затих, а Любовь, поставив стол обратно, так и не смогла включить радио. Всё таки сломалось.

Она нервно напрягла руки, даже немного надавила на радио, но поймала мгновенное облегчение. Она подавила свои эмоции, как и делает всегда. Её сын постоянно что-то творит, хоть и никому не вредит, всё равно на него жалуются, особенно когда находят алкоголь в рюкзаке… Она всегда, хоть и