Тамара Шаркова

Из века в век

Стакан воды

В этот день я возвратился из музыкалки чуть раньше, чем обычно. Дверь в ванной была приоткрыта, и оттуда доносился шум воды. Совершенно уверенный в том, что там отец, я заглянул и… Какая-то женщина, поставив ступню на край ванны, вытирала мокрые чулки МОИМ полотенцем!

Ошарашенный увиденным, я на цыпочках полетел к себе в Логово и беззвучно прикрыл за собой дверь.

Вообще-то у отца часто бывают гости. А когда он болеет, то прокладывается просто муравьиная тропа какая-то из посетителей: студенты с зачетками, сотрудники с документами.

И женщин среди них много. Чай с нами пьют или кофе, даже посуду моют. Но чтобы ноги!!

Раздумывая над этим, я просидел в комнате тихо, как мышь, до того времени, пока дама не ушла. Тогда вылез, удивив отца своим неожиданным появлением.

— Как ты пришел, что я не услыхал? Случилось что-нибудь?

Я обиделся, но вида не показал. Отец — это не Стоян. Ему не скажешь:

«По-твоему, я должен устраивать пятибалльное землетрясение, чтобы меня заметили?!»

Но про себя подумал именно так, хотя и несправедливо. От злости за такую его знакомую.

Вечером, выключив свет, я протолкнул пакет с оскверненным полотенцем в форточку. Подобную операцию я уже проводил, так что опыт был, хотя и не совсем удачный.

Я тогда в первый класс поступил, а отец приехал из Германии и привез мне классную такую модель «Вольво» и клетчатую рубаху… с цыпленком на кармане. Предполагалось, что я буду ходить в ней в школу.

Одного взгляда на этого цыпленка под зонтиком было достаточно, чтобы я понял — это конец! Потому как только отец вышел из комнаты, я быстро открыл окно и швырнул скомканную рубашку вниз. Каков же был мой ужас, когда через некоторое время я посмотрел через стекло и увидел, что рубашка полощется на ветру, зацепившись за ветку. Чтобы скрыть это зрелище от посторонних глаз, я притащил из гостиной здоровенный столетник. Но потом сообразил, что отец поливает цветы сам, и отнес его обратно. Следующим прикрытием стал календарь из туалета со страшными африканскими масками, наводившими на меня священный ужас. Стоян специально повесил этот календарь напротив унитаза, чтобы я не делал из туалета убежище во время принудительных занятий музыкой.

Вскоре рубашку сбило дождем, и календарь вернулся на место.

Отец вспомнил о ней только через месяц, а, не найдя в шкафу, "утешил" меня, обещая привезти точно такую же. Потому весь учебный год я с ужасом ждал его из каждой командировки. Обошлось.

Следующая неделя прошла вроде бы обыкновенно.

В понедельник Борька поссорился с дылдами из восьмого, а фингал под глазом они поставили мне. Чтобы не было синяка, я по методу доктора Дагмарова приложил к глазу тертую морковку. Но у нее, оказывается, было особое предназначение для супа, и отец все углы обшарил в ее поисках. Я усердно помогал.

Во вторник я в третий раз за месяц прищемил палец дверью.

Вместо того чтобы посочувствовать, Стоян орал, что незачем ломать двери собственными костями. И если у меня много лишних пальцев, их можно просто отрезать и выбрасывать.

В среду из-за пропуска хора меня не допустили до занятий по специальности. Записку отцу я сразу же уничтожил в общественном туалете и со спокойной совестью активно провел академический час на свежем воздухе.

В четверг я нечаянно сунул разорванную тетрадь с двойкой по словарному диктанту мимо мусорного ведра. Отец так же нечаянно ее нашел. Было много шума… Не из-за двойки. И я еще раз убедился, что лень до добра не доводит. Ведь что стоило лишний раз вытряхнуть ведро в мусоропровод.

В пятницу я осознал, что одержим навязчивой мыслью: придет или нет та самая "дама из ванной" в гости к отцу еще раз.

Не расставаясь с этой мыслью, я отправился в тот же вечер покупать Бобу на день рождения книгу "Кемпо" о восточных единоборствах. Деньги у отца на подарок я, конечно, забыл взять и потому настрелял полтинников у всего класса.

В магазине было темновато. Мне пришлось подойти к ярко светящейся витрине, чтобы рассортировать свою мелочь.

Пристроившись за силуэтом упитанного Карлсона, парившего над чердаками Стокгольма с каким-то бестселлером в четырехпалой руке, я принялся за работу. И вдруг, подняв голову, увидел отца. Он стоял на тротуаре в полуметре от меня, как всегда с непокрытой головой, и густые светлые волосы его были запорошены снегом. Отец смотрел куда-то влево. Потом опустил голову и поднял руку с цветами, стараясь укрыть их от метели полами куртки.

Сколько мы простояли так в полуметре друг от друга, я не знаю. Но я чувствовал, что в эти минуты расстояние между нами куда больше, чем от нашего города до Шведской столицы.

Потом я увидел, как весь он подался вперед к подъехавшей машине и помог выбраться из нее… совсем не той женщине, что мыла ноги в нашей ванной.

Какое-то время они стояли у края тротуара. Она уткнулась лицом в цветы, а он что-то говорил ей, поддерживая под локоть и смеясь.

Затем они прошли вдоль витрины, которая казалась мне рамкой киноленты, беззвучно шевеля губами. Не хватало последнего кадра с надписью

"The End".

И тут у меня начался приступ "морской болезни", которой я мучился в раннем детстве при всяких нелепых страхах.

В последний раз это случилось лет пять назад. Всех увезли из санатория на автобусе, а за мной должен был приехать Стоян на машине. Я его до вечера ждал, целый день простоял у ворот, глядя на дорогу. А потом меня " укачало", да так, что, проснувшись утром, я никак не мог сообразить, как очутился на своей кровати и почему рядом ничком на ковре спит Стоян. В белой рубахе. И галстук у него на спину заброшен.

В магазине в это время вокруг меня засуетились какие-то продавщицы в халатах. Кто-то сунул в руки пакет, кто-то усадил на стул и принес воду в пластиковой бутылке. Но как я ни старался дышать глубже, рвота не прекращалась.

Потом меня засовывали в Неотложку и надоедливо спрашивали, "как сообщить родителям", а я втолковывал им, что это не отравление и со мной такое бывает.

По дороге мне что-то укололи и в больницу привезли без рвоты, но бесчувственного, как полено. Впрочем, когда две дюжие тетки