Кости мотылька. Книга 1. Я умру завтра

Пролог

«Ибо видит Он свет величия даже в магии презренной и греховную нечестивость в благородных. Воистину не одинаков мир в глазах Божьих».

Трактат о святости. Книга вторая, стих четырнадцатый.

Согласно заповедям Господина Вечности, великого императора Дэсара́ндеса, «Первого и единственного», Империя Пяти Солнц объявила войну невежеству, выступающему против истины, коей являлась сама суть этой могущественной страны. Каждого из её многочисленных жителей, будь то раб, свободный гражданин, солдат, купец, волшебник, сион или аристократ, обязали найти и уничтожить зло, на которое справедливо указала длань их божественного правителя. Каждый узнал о величии их цели, осознал, что любое слово и дело поможет достичь конечного результата, что все они — словно звенья одной цепи. Любой их поступок теперь либо усиливал её, либо ослаблял, а ведёт цепь к основе, на которой и зиждется вся политика Империи последние сотни лет: расширению.

Ранним утром к крепости Карсо-Анс, защищающей единственную достаточно большую и удобную для прохода имперской армии дорогу, подошёл парламентёр, потребовавший встречи с Тура́ниусом Плейфаном, архонтом вольного города Монхарб. И причина этой встречи была очевидна для любого из людей, ведь являлась логичным итогом их трёхнедельной войны: предложение почётной капитуляции, так как войска Империи Пяти Солнц, разгромившие их в поле, окопались едва ли не в пределах досягаемости стрельбы пушек, магов и инсуриев.

В страхе перед наступлением следующего дня юная Силана мучилась бессонницей, раз за разом прокручивая в голове десятки разных сценариев собственного будущего, неизменно находя его достаточно тяжёлым. Поэтому когда в комнату постучал слуга, то не разбудил её. Отец настаивал, чтобы девушка посещала каждую аудиенцию, так как это являлось ключевым этапом образования будущей правительницы «Города-фабрики». Вот только ранее «важные» встречи ограничивались пограничными конфликтами с другими вольными городами, приёмом послов от Истлы, Милиссеи или Великих Марок, бесконечными дипломатическими танцами с Сайнадским царством, решением конфликтов подданных, обсуждению крупных сделок по продаже оружия, артефактов, алхимических снадобий и инсуриев. Она не могла сосчитать, сколько раз изнывала от скуки, болтая ногами в тени отцовского трона и мечтая быстрее заняться своими делами!

Сейчас, когда до её магического совершеннолетия оставался всего год и она фактически считалась взрослой, почти подходящей для начала приёма алхимических составов, превращающих в сиона, она во все глаза смотрела на происходящее. На посланника человека, который мог уничтожить их всех — Сандака́я Мираделя, герцога «Юга» Империи Пяти Солнц и одного из четырёх советников самого императора.

Никаких других просителей не было: придворных, министров, чиновников и даже стражу отослали. Они были одни, не считая нервного переводчика, стоящего подле их гостя. В тронном зале царила оглушающая тишина, пустота и полумрак, вот только их посетитель, несмотря на ситуацию, совершенно не терялся на фоне высоких каменных колонн и широких галерей. Более того, он и сам легко мог подавить кого-то менее стойкого одним лишь своим взглядом.

За будущими переговорами мрачно наблюдали лишь портреты именитых предков архонта и его пока что единственной дочери. В воздухе стоял едва уловимый запах благовоний и духóв.

— «Ваши пленные солдаты рассказали, как вы отзываетесь о нашем Дарственном Отце», — первым нарушил тишину Сандака́й.

Переводчик, утирая холодный пот, тут же перевёл с таскольского на мунтос, заставляя Силану нахмуриться.

«Дарственный Отец», он же Хорес, двуликое божество южан, одновременно унижающий и возвеличивающий, попрекающий и хвалящий… Девушка пыталась понять суть религии своего нового южного соседа, но учитель поведал лишь то, что она неотделима от их нынешнего императора.

— Умрёт Дэсара́ндес — и всё будет забыто, — с улыбкой заявил он. — Даже у магов-целителей есть лимиты, за которые они не способны перейти. Тело человека имеет пределы. Так что Триединство вновь отвоюет свои позиции.

Однако пока всё происходило строго наоборот.

— Об этом еретике, — словно бы задумчиво ответил её отец, отчего Силана бросила взгляд в его сторону. Хоть лицо Тураниуса и было скрыто массивными подлокотниками, она легко опознала таящуюся насмешку.

— «Еретике», — повторил герцог. — Он сказал бы иначе.

«Речь об императоре, — поняла девушка. — Это и есть та связь? Причина, почему Хорес неотделим от Дэсара́ндеса?»

— И как бы он сказал? — архонт тоже понял, о ком идёт речь.

— Что вы опасаетесь за свою власть и влияние, — спокойно ответил Сандакай.

Тураниус громко рассмеялся, отчего Силана на миг ощутила довольство и гордость. Хотела бы и она когда-нибудь стать столь же смелой и не бояться смотреть в лицо опасности.

— Хотите сказать, уважаемый герцог, что я прикрываюсь своим народом? — поинтересовался Тураниус. — Что готов жертвовать их жизнями ради собственных амбиций? Что чту Триединство больше, чем весь Монхарб? — В его тоне было что-то, что невольно вызывало улыбку и желание поддержать чужое веселье. Силана едва скрыла смешок.

Однако парламентёр не поддался чужому влиянию, лишь по-доброму улыбнулся и уверенно кивнул. Это вызвало секундный ступор у девушки, а также заставило взглянуть на переводчика. Быть может, подобный жест у их государства означает что-то иное? Вот только нервный мужчина молчал, не произнеся ни слова, хотя точно видел кивок и, что называется, чувствовал обстановку.

Силана ощутила, как глубоко внутри неё завязываются в узел кишки. Всё складывалось не так, как ей представлялось. И без того аристократично бледная девушка побелела ещё больше.

Южанин выглядел слишком уверенно для того, чтобы посчитать его поступок шуткой. Быть может, свою роль играл внешний вид и необходимые для переговоров столь высокого уровня атрибуты? Длинные, аккуратно заплетённые волосы мужчины были светло-каштанового оттенка, квадратная борода тщательно причёсана, а серые глаза внимательно осматривали архонта и — периодически — его дочь.

В ином случае Силана могла бы посчитать, что её сочли привлекательной, ведь это и правда было так. Про её точёный стан, высокую грудь, красивые чёрные волосы и пухлые губы говорили не раз и не два. Но думать о подобном в текущей обстановке казалось слишком самонадеянно. Речь шла о десятках тысяч жизней, а не о её милом личике.

Дополнительную уверенность в себе императорскому советнику