Григорий Владимирович Цуркин

Шахматная доска

Научно-фантастический рассказ

Рис. Ю. Случевского

Журнал «Техника - молодежи», № 12, 1960 г.

МОЖНО ЛИ СОЗДАТЬ НЕПОБЕДИМУЮ ШАХМАТНУЮ МАШИНУ? Вот первый вопрос, встающий перед каждым, прочитавшим рассказ Г. Цуркина. В сущности, это вопрос о том. что представляют собою шахматы: область искусства или область математики? Извечный и. собственно, до сих пор не разрешенный вопрос. Будучи искусством, они неисчерпаемы, как неисчерпаем духовный мир человека: в этом случае идеальная шахматная машина невозможна. Будучи областью математики, шахматы допускают, хотя бы a принципе, создание такого автомата, который никогда не проиграет человеку. Правда, это должен быть очень сложный автомат. Как высчитал немецкий математик Ричард Шуриг еще в 1886 году, число различных положений, которые могут занять на шахматной доске 32 фигуры, выражается 52-значным числом и составляет 7 534 октильона 686 312 септильонов 361 225 свитильонов 327 тыс. квинтильонов.

Интересно, а как относятся к «извечному вопросу» в наши дни шахматисты, математики и люди, не являющиеся ни шахматистами, ни математиками, но знающие о чудесных возможностях современных электронных устройств?

Шахматный мастер был немолод и сутуловат; многочисленные сражении на черно-белом поле разграфили его лоб в крупную клетку, отдаленно напоминающую набросок шахматной доски. Но и его начинала выводить из себя хитроватая физиономия усатого дядьки, восседающего за последней, двадцать первой доской.

Молодежь, как всегда, шепчется, двигает фигурами вперед и назад, словно смычками, а дядька сидит, улыбается сквозь очки да изредка длинными усами шевелит.

Мастер спокойно путешествовал от одной доски к другой, делал ходы и, казалось, не испытывал особенных затруднений. Лишь у последней задержался минуты на три: положение хотя и не блестящее, но бороться можно. Поскорее покончить бы с другими, а тогда можно будет и наказать этого зарвавшегося волонтера-усача. Особенно за его лукавую улыбочку.

Не прошло и часа, как аллея молодых вихрастых противников была вырублена основательно; на счету мастера уже числилось шестнадцать побед, три ничьих, а длинные тараканьи усы все еще невозмутимо шевелились.

«Доберусь и до тебя, сом усатый», - подумал мастер и беспощадно расправился еще с одной доской. Теперь уже никто не помешает сосредоточиться. И он решительно приступил к выполнению своего замысла на последней доске.

Сразу же их окружило такое плотное кольцо болельщиков, что при попытке почесать затылок мастер моментально попал пальцем в чей-то открытый рот.

- Простите, - извинился он и, сделав притворно суровую гримасу, спросил: - Ничья?

- Подожду еще: Рановато, - так же сурово ответил противник, и они стали смотреть на доску молча и сосредоточенно.

Ситуация складывалась как-то неопределенно, и это мешало мастеру собраться с мыслями. «А ведь мое положение не из приятных», - прозрел он вдруг и действительно через два хода потерял коня.

- Сдаетесь? - так же притворно грубовато спросил противник.

- Нет: Подожду немного:

- Ждите, а я пойду так, - усач двинул ферзя, и мастер понял, что партия закончена.

Усач этот, видимо, не такой уж простак, и желание во что бы то ни стало отыграться охватило мастера с огромной силой.

- Сдаюсь, - сквозь зубы произнес мастер и, распустив галстук, попросил болельщиков осадить назад.

Потом предложил противнику:

- Хотите два партии подряд с результатом два - ноль не в вашу пользу?

- Два партии, извольте, а результат - посмотрим, - благодушно ответил тот и тоже подался назад, чтобы оттеснить болельщиков, головы которых нависли над плечами, словно связки воздушных шаров.

Мастер начал игру в стремительном темпе. Через несколько ходов он уже спросил противника:

- Сдаетесь?

- Мне моя специальность не позволяет, - ответил противник.

- Какая же у вас специальность? - полюбопытствовал мастер, бросая в атаку коня.

- Математик, - произнес противник спокойно и нейтрализовал грядущие неприятности движением пешки.

- Не думаю, чтобы эта специальность спасла вас, - продолжил мастер и снял пешку слоном.

Но не прошло и двадцати минут, как математик, разгромив пешечное заграждение короля, вторгся ферзем на последнюю горизонталь. И эта партия была проиграна мастером.

- Вы чародей, - смущенно пожал плечами мастер, торопливо расставляя фигуры. Втайне он уже пожалел, что так нескромно петушился в начале игры.

Следующую партию мастер играл осторожно, без болтовни, все время анализируя. Действительно, в манере усача ощущается лаконичная математика, но полностью отсутствует композиционная стройность. Он часто жертвует красотой комбинации ради кратчайшей атаки. Атаку начинает сразу же после развертывания основных сил.

И последнюю партию проиграл мастер. Математик раздавил его сопротивление так же уверенно, как тяжелый грузовик давит велосипед. Влажной ладонью мастер пожал ему руку, и молодежь вокруг шумно зааплодировала. Особенно веселились любители, проигравшие свои партии мастеру.

Выбравшись из толпы, противники пошли по аллее парка.

- Устал смертельно, - попробовал оправдаться мастер.

- Возможно, - согласился математик, - только скажу без лишних слов: за последние пять лет я еще никому не проиграл.

- Ну, это вы, пожалуй: того, - усомнился мастер, - таких игроков не бывает.

- Глядите и удивляйтесь! Я первый, - шутливо вскинул голову математик.

Под ярким светом прожектора у ворот парка мастер рассмотрел его подробней. На коротковатых ножках, с большой стриженой головой, вооруженной выпуклыми очками, он походил на марсианина, придуманного писателями.

Только усы у него были чисто земные, если они, конечно, не бутафорские.

- Скажу вам откровенно, - продолжал математик, когда они вышли из ворот, - вы пятый мастер, которого я обыграл. И мечтаю таким же манером обыграть какого-нибудь гроссмейстера, если, конечно, вы меня с ним познакомите. Признаюсь, что играл в сеансе потому, что знаю вас как самого близкого друга гроссмейстера Табакова.

- Ну что же, - согласился мастер, - мы действительно друзья: Давайте адрес.

Мастер вытянул из кармана сигареты и записал на пачке все, что сказал ему математик.

- Сергей Иванович Дроздов, - представился тот, и они, пожав руки, наконец, познакомились. Рукопожатие было длинным и, конечно, перешло в прощальное.

Давно мастер так тяжело не переживал своего поражения; лежа, он докурил последнюю сигарету, и на него навалились тяжелые ночные мысли: проиграть так и кому? Математику с какими-то тараканьими усами, который изящное искусство композиции променял на холодный рационализм алгебры.

Лишь под утро его одолел мучительный сон: человек-таракан долго преследовал его и щекотал шею длинными колючими усами. А бдительная половина мозга критически оценивала фантасмагорию: какой идиотский сон, а днем будет мучить скверное состояние.

Когда он поднялся, в комнате было много солнца. Он распахнул