Эта книга родилась в результате внутренней борьбы двух творческих стремлений автора. Одно нашептывало: уважающий себя литератор не должен писать о том, что умные люди предпочитают не обсуждать. Второе толкало автора в обратном направлении: нельзя уважающему себя литератору слишком умничать. Этот антагонизм и предопределил многие свойства данной книги: название, стиль, интонацию и ритм.

Вот почему эта книга наполовину вымысел, а наполовину — может, чуть больше, — правда. В некоторых эссе я выступаю в роли восточноевропейской брюзги, огорошенного неутомимой активностью мирового книжного рынка; отсюда и цитаты из Иа, ярчайшего во всей литературе брюзги. Порой в эссе нет-нет да и прорвется тон «ученого литератора», хоть я и старалась этого избегать. В других читатель, возможно, уловит упомянутую борьбу двух намерений: стремления автора писать обо всем всерьез и одновременно боязни нагнать на читателя скуку. Однако всякий раз, когда мое незатейливое повествование чуть было не скатывалось в серьезность в соответствии с темой, на память приходили отрезвляющие слова одного моего студента. На вопрос, что такое хорошая книга, он без колебаний отвечал: «одним словом — блеск!» Не уверена, добилась ли я блеска в моей, но я, понятно, старалась не уронить себя в глазах собственного студента.

Книга не беспристрастна и вовсе к этому не стремится. Некоторые читатели, возможно, сочтут неуважительным мое нежелание прибегнуть к общепринятым академическим атрибутам (скажем, сноскам или точным библиографическим данным). Я прочла или, по крайней мере, перелистала несколько научных — а также не слишком научных — трудов, близких к моей теме. Одни были написаны уже давно, другие — в период моей работы над книгой, а иные, как, например, «Бизнес и книга»(77 гг Business of Books) Андре Шифрина и «Книжный бизнес» (Book Business) Джейсона Эпстайна, появились в книжных магазинах одновременно с первой публикацией моей книги на голландском языке. В целом «Читать не надо!» так или иначе вписывается в круг таких идей, направлений и журналов, как «Баффлер», и таких книг, как, например, Conglomerates and the Media (ред. Эрик Барнув); The Gitenberg Elegies Свена Биркертса; Amusing Ourselves to Death Нила Постмэна; On Television и другие книги Пьера Бурдье; The Death of Literature Элвина Кернэна; Talents and Technicians Джона У. Олдриджа; Does Literary Studies have a Future? Юджина Гудхарта; Carnival Culture Джеймса Б. Туитчелла; Kitch and Art Томаса Кулки; Modernity at Large Арджуна Аппадураи; Understanding Popular Culture Джона Фиске; The Future of the Book (ред. Джеффри Нанберг); The Wake of Art и After the End of Art Артура К. Данто; Fahrenheit 451 Рея Бредбери; Six Memos for the Next Millennium и The Uses of Literature Итало Кальвино; Life: The Movie Нила Гэблера; A History of Reading Альберто Мангеля; One Market Under God Томаса Фрэнка; Cynicism and Postmodernity Тимоти Бьюза; The Cultures of Globalization (рел- Фредерик Джеймсон и Macao Миеси); Globalization Зигмунта Баумана; Representations of the intellectual Эдуарда У. Сэда; On Grief and Reason Иосифа Бродского; Althogether Elsewhere: Writers On Exile (ред. Марк Робинсон).

Каждый раз, оказываясь в Соединенных Штатах в качестве приглашенного профессора, я явственно вижу, что помимо шумной и видимой литературной жизни с ее суетой — об этом как раз моя книга, — существует менее видимая и негромкая университетская жизнь. Весной 2002 года я читала лекции на факультете славянских языков и литератур Гарвардского университета. Все мои студенты — и Джейкоб Эмери, и Ребекка Райх, и Мариэта Божович, и Ден Гилмор, и Катарин Хольт, и Анна Гессен, и Джейвид Элмер, и Стивен Сигел — оказались превосходными читателями и интерпретаторами литературных текстов. Жаль, что тогда эта книга была уже закончена: в ней стало бы меньше унылости и разочарования в будущем литературы. На самом деле у литературы будущее есть. Это мои студенты.

Хочу поблагодарить своего агента Лору Сузийн, а также издательство «Долки Аркайв-Пресс», где моя книга обрела, бесспорно, самый подходящий приют. Мне бы также хотелось поблагодарить своего редактора Чэда У.Поста за издательское предложение, самое стремительное и неприхотливое во всей моей литературной карьере. Едва я его получила, Дэмион Сирлз, фулбрайтовский стипендиат в Амстердаме, любезно предложил мне прочесть рукопись. Я чрезвычайно благодарна ему за мудрые замечания и в стилевом отношении, и по существу.

За поддержку в этом деле, и не только, хотела бы поблагодарить Мередит Тэкс, Светлану Бойм, Эллен Элли- ас, Беку Вуко, Мадлен Левайн, Ивану Вулетич, Майкла Флира, Чарлза Симича, Ларри Волфа, Эрику Гольдман, Пришиллу Майер, Эллен Хендлер-Спитц, Синтию Симмонс, Марту Секстон, Лиз Арни, Сьюзен Зонтаг, Флоренс Лэдд и Майкла Генри Хайма.

Более всего хочу тепло поблагодарить моего переводчика Силию Хоксуорт за многолетнюю дружбу и усилия, потраченные на перевод этой и других моих книг.

I sit at my desk. My life is grotesque.

(Иосиф Бродский)

— Здравствуй, Иа, — весело окликнули они ослика.

— А, — сказал Иа, — заблудились?

Лет десять тому назад я присутствовала на открытии ежегодной Лондонской книжной ярмарки. Ее открывала Джоан Коллинз. Только что вышел ее первый роман, и известная американо-британская актриса, она же новоявленный литератор, а также родная сестра Джеки Коллинз[1], как никто подходила на эту роль. Джоан предстала перед всеми в неподражаемом виде: розовый костюмчик от Шанель, розовая шляпка блинчиком с кокетливой вуалью на пол-лица. Зачарованная, я неслась, увлекаемая толпой гостей, несшихся вслед за телекамерами, которые, в свою очередь, неслись вслед за Джоан. Сморщив губки, Джоан перебирала пальцами книжки на стендах, будто лифчики и комбинашки в «Виктория Сикрет».

Какое все это имеет отношение к литературе? В общем, никакого. Тогда зачем вообще упомянула о розовом костюмчике Джоан Коллинз? Все дело в том, что тривиальность заполонила современную литературную жизнь, заслонив собой, похоже, самое литературу. Реклама на обложке теперь важнее, чем сама книга, фотография автора с обложки важнее, чем содержание книги, «мелькание» автора на страницах крупнотиражных газет и на телевидении важнее, чем то, что им написано.

Многие писатели чувствуют себя все более неуютно среди нынешнего литературного ландшафта, густо усеянного издателями, редакторами, агентами, распространителями, брокерами, рекламистами, книготорговыми сетями, «маркетологами», телевизионными камерами, фотокорреспондентами. Писатель и его читатель — наиважнейшие звенья общей цепи — теперь, как никогда, изолированы друг от друга.