Нина Александрова

С добрым утром, Ярушка!

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

Мне довелось прожить несколько лет в Чехословакии. Приехала я в Прагу осенью, когда фасады домов были увиты красными листьями дикого винограда, а в садах румянились яблоки.

Целыми днями я ходила по Праге, любуясь её площадями и памятниками, заходила в музеи, бродила по тенистым аллеям.

Очень красивый город Прага!

Одна только была у меня беда: я совсем не знала чешского языка. Поэтому многое оставалось для меня загадкой. Я слышала речь людей — и не понимала, о чём они говорят; видела вывески — и не могла прочесть их.

Вскоре у меня появились первые знакомые, и среди них — сестрёнки Ярушка и Либуша. Знакомство наше произошло самым необыкновенным образом.

Однажды в прихожей раздался звонок. Я открыла дверь — на площадке никого. Решив, что кто-то пошутил надо мной, я собралась уже захлопнуть дверь, как вдруг прямо над ухом снова затрещал звонок. Представляете себе? Дверь открыта, я ясно вижу площадку и лестницу, никого нет, а над ухом — дзинь-дзинь! Конечно, я не верю ни в какие чудеса и привидения, но согласитесь, всё-таки это было очень странно.

Бегом я спустилась вниз и у подъезда увидела девочек, которые добросовестно нажимали одну и ту же чёрную кнопку. Так вот кто звонил! Как же я могла забыть, что у парадной двери есть звонки в каждую квартиру! Но зачем этим девочкам звонить мне?.. Кое-как мы объяснились, и оказалось, что звонили они вовсе не мне, а в свою квартиру. Надписей над звонками ещё не было — мы жили в новом доме, — и девочки ошиблись.

Так мы познакомились, а вскоре и подружились.

Девочки были славные. Ярушке, смуглой, черноглазой, шёл девятый год, она уже ходила в школу. А Либуша, младшая, ещё сидела дома.

Девочки приходили ко мне и учили меня говорить по-чешски. Мы гуляли по Праге. Ездили за город.

Как-то попали мы на ярмарку.

Чего-чего здесь только не было! Огромные, ярко раскрашенные качели взлетали вверх и вниз, вертелась карусель. Клоун зазывал ребят в цирк.

Здесь можно было купить всё, что душе угодно. Витые позолоченные колечки для девочек, брошки с яркими камешками, «чёртики», разные лакомства: длинные разноцветные конфеты, мягкие, вроде нашей пастилы, леденцы, розовые облачка сладкой ваты.

Беда в том, что у нас было совсем мало денег, и я купила девочкам только по колечку.

Мы шли среди ребят, нагружённых до отказа всякими лакомствами и игрушками. И мне стало жалко моих подружек, особенно Ярушку, которая то и дело отставала от нас, разглядывая кукол.

И вдруг меня осенила мысль, — мы как раз проходили мимо тира. Что, если попробовать? Во время войны я недурно стреляла. Вдруг я выиграю одну из тех красивых кукол, которые манят Ярушку?

Мы подошли к тиру, протиснулись к самому прилавку. Там было полным-полно народу, особенно много мальчишек. Стреляли пистонами. «Три выстрела — две кроны».

У нас осталось ровно две кроны. Старичок довольно сурового вида, в вязаной куртке с отложным воротником подал мне ружьё.

Я протянула деньги.

— Так?

— Ано, ано, — кивнул головой старик.

Метилась я недолго. Если долго метиться, можно сбить дыхание. Выстрелила, и пистон, украшенный пышным султанчиком, влетел в чёрное яблочко, только не в десятку, а чуть-чуть пониже, справа. Не меняя положения, я выстрелила снова, и султанчик закачался в самой десятке. Девочки старались даже не дышать, чтобы не помешать мне. Я спустила курок в третий раз, и снова выстрел был удачным. Я и виду не показала, что рада. У стрелков так принято. Держись, будто совершенно равнодушен к своей победе, будто иначе и не могло быть. С удовольствием я поглядела на куклу с золотыми волосами, минуту назад ещё такую недоступную, а теперь уже почти нашу. У неё была широкая юбка, усыпанная золотистыми блёстками, с лёгкой синей каёмочкой. Вот и мы сейчас будем с куклой!

Старик неторопливо снял мишень и, одобрительно кивая головой, стал вытаскивать один за другим султанчики, называя очки. В общем, я стреляла прилично — двадцать семь очков из тридцати.

Но старик, закончив подсчёт, развёл руками. Я не поняла его.

— Вот, — показал он на надпись, которую я вначале не заметила.

Теперь я прочла: «Приз выдаётся тому, кто выбьет двадцать восемь очков».

У меня не хватало одного очка! Я страшно расстроилась. Я обняла девочек за плечи, и мы стали пробиваться сквозь толпу. А кукла осталась висеть на верёвочке, дожидаясь другого, более меткого стрелка… И кто-то другой уже взял моё ружьё.

— Пани! Девчатки! — послышалось сзади.

Мы обернулись. Старик протянул девочкам два лёгких бумажных шарика.

— Держите!

Ярушка и Либуша схватили их, дунули в маленькие дырочки, и из шариков с шелестом вырвались длинные яркие языки. Девочки ещё больше надули щёки, и языки стали длинные-предлинные.

А старик, мельком взглянув на девочек, спокойно занялся своим делом.

В первую минуту я подумала, что это мой приз. Но отчего же старик не отдал приз сразу?

Лишь потом я поняла: старик догадался, почему я не купила ещё три пистона, три выстрела, и пожалел девочек.

Старика этого мы больше никогда не видели. Ярмарка вскоре закрылась. Но мы не раз вспоминали его. Добро долго помнится…

Потом, когда я вернулась в Москву, дружба наша не распалась. Мы с Ярушкой стали переписываться. Домашние посмеивались надо мной. Говорили, будто я пишу для одной девочки целую книгу: от Ярушки приходили письма в полстранички, а я отвечала по целой тетради.

Ярушке хотелось побольше узнать про советских ребят, вот я и рассказывала о них.

Начерно я писала по-русски, а потом переводила свои письма на чешский язык.

Писала чаще всего, вернувшись из очередной командировки. Ведь мы, журналисты, в своих поездках по свету узнаём множество весёлых и грустных историй, знакомимся с интересными людьми!

Ярушка задавала мне вопросы. В Чехословакии, как и во многих других странах, пионерская организация появилась позднее, чем у нас. Мы — первые пионеры на свете. И Ярушке интересно было узнать, как у нас, что у нас.

Однажды она спросила: правда ли, что в СССР есть плохие пионеры? Я знала, Ярушке представляется, будто в нашей стране живут только добрые и умные люди. Она