Пресидио, Техас, 1859 год

— Я не знаю, кто это сделал, — проговорил мальчик. Он спокойно взглянул в глаза отцу, смотревшему на него с нескрываемой злостью.

— Знаю только, что это не я.

— Но кто-то же оставил эти проклятые ворота открытыми, Зак, и теперь неизвестно, где моя призовая кобыла.

Дэниел Майлз устремил на мальчика горящий яростью взгляд.

— Это правда, не я, — повторил Зак, щурясь от яркого солнечного света, проникшего в конюшню.

Тени играли с солнечным светом в пыльной конюшне, а один-единственный луч света вычертил дрожащий квадрат света во весь пол. Зак осторожно пошевелился и его взгляд тут же натолкнулся на другой, в котором кипела ярость.

— Ты лжешь, Зак, — все так же злобно произнес Дэниел Майлз. — Твой брат тоже не желает признаваться. Выходит, ворота распахнулись от ветра?

Зак слегка прищурился и отступил в тень. Он знал, что отца вывел из себя вовсе не открытый загон. Зак бросил осторожный взгляд на старшего брата. Шестнадцатилетний Дэнни стоял не шелохнувшись, словно врос в ограду. Зак инстинктивно понял, что в случившемся, виноват именно Дэнни, но из страха перед отцом он ни за что не признается. Зак по-прежнему молчал.

— Нечего стоять столбом и пялиться на меня! — заорал Майлз, сжав кулаки. — Ты должен признаться!

Не дождавшись ответа, Майлз размахнулся и дал мальчику оплеуху. Зак отшатнулся, но на ногах устоял. Темные волосы упали ему на лицо. Он быстро восстановил равновесие и выпрямился. Из уголка рта бежала тонкая струйка крови.

Зак приготовился к следующему удару. Он видел, как задрожал брат, и почувствовал к нему что-то вроде жалости. Зак взял его вину на себя, но это не помогло. Как и в предшествующие несколько месяцев. Скандалы возникали все чаще и чаще, но Зак не знал их причины. Знал лишь, что отец возненавидел его. Это началось больше двух лет назад, и Зак, как ни старался, не мог добиться, чтобы отец сменил гнев на милость.

Вот и сейчас Зак ничего хорошего не ждал.

С перекошенным от злости лицом отец схватил хлыст, висевший на стене конюшни, и, увидев на лице сына страх, испытал удовлетворение.

Быстро отступив назад, Зак не узнал собственного голоса, когда сказал:

— Что ты собираешься делать?

— Научить тебя отвечать за свои поступки, — прорычал Майлз.

Он щелкнул кнутом.

— Я не хочу, чтобы меня били хлыстом, — сказал Зак почти равнодушным тоном, который обычно приводил отца в ярость. — Я не животное.

— Ты дерзкий щенок и будешь поступать так, как велел Господь, иначе я сдеру с тебя шкуру!

Зак не успел отскочить, и кнут обжег сквозь рубашку грудь.

Зак глазам своим не верил и пришел в неописуемую ярость. Когда за первым ударом последовал второй, Зак поймал кнут. Истрепанный конец обмотался вокруг его руки, оставив кровавые следы на смуглой коже.

— Я этого не потерплю! — крикнул он, выдернул кнутовище из руки Майлза и перебросил кнут через изгородь, не отрывая от отца взгляда, полного боли и страдания.

Он не знал, что сказать, не находил нужных слов, потому что ему было всего четырнадцать. Он мог только сопротивляться.

Дэниел Майлз набросился на Зака, как разъяренный бык, и хотел схватить его, но тот проворно увернулся, раздался звук рвущейся материи. Зак был достаточно высок для своего возраста, но силой взрослого мужчины еще не обладал, жилистый, но не мускулистый, он не мог противостоять отцу.

Когда Эмилия Майлз, которой старший сын рассказал о случившемся, добежала до сарая, она увидела, что ее муж не в себе. Он загнал мальчика в угол и яростно хлестал кнутом. Из угла, в котором Зак припал к земле, обхватив голову руками, не доносилось ни звука, только удары кнута. Пораженная до глубины души, Эмилия отреагировала незамедлительно.

— Господи, что ты делаешь с Закари? — воскликнула она, схватив мужа за руку в тот самый момент, когда он собирался нанести очередной удар.

В глазах Дэниела было безумие. Он поморщился под взглядом голубых глаз Эмилии. Рука, державшая кнут, бессильно повисла.

— Я не потерплю этого, — резко произнесла Эмилия и, оттолкнув мужа, подошла к Заку.

Мальчик, весь в крови, лежал на полу, повернувшись лицом к стене. Он не произнес ни звука, когда мать нежно заговорила с ним. Она помогла ему подняться.

— Дэнни! — Эмилия обернулась к встревоженному юноше, стоявшему позади. — Пойди поставь воду на плиту. Достань мазь и чистую одежду. Твоему брату они вскоре понадобятся.

Зак наконец поднял голову и взглянул на мать. В его глазах не было злости, только растерянность и боль, ранившие ее сильнее, чем могли бы ранить любые слова. Из раны на щеке брызнула кровь.

— Я не понимаю, — сказал он тихо, равнодушным тоном, к которому она привыкла. — Я просто не понимаю.

С болью в сердце Эмилия повела его мимо мужа и остановилась, услышав резкий голос Майлза.

— Я не хочу, чтобы этот бастард-метис оставался здесь даже на день. Я видеть его не могу.

Эмилия почувствовала, что мальчик замер, и поняла, что пришло время сказать ему правду и признать правду самой.

— Почему ты мне не сказала? — Бледность залила смуглое лицо Зака в тот момент, когда он укоризненно взглянул на мать.

— Все эти годы… Я не была уверена, Закари. И твой о… Дэниел. Мы оба надеялись, что ты… ты — его ребенок. — Голос Эмилии дрогнул.

— Значит, мой настоящий отец какой-то команчи из Нью-Мексико, проклятый изменник, который похитил тебя и… и… о Боже!

Зак не мог продолжать. Боль пронзила его насквозь. Он сделал глубокий вдох, чтобы восстановить дыхание.

— Теперь я понимаю, почему па… Дэниел ненавидит меня, — сказал он, помолчав.

— С годами, — проговорила Эмилия, — становилось все очевиднее, что ты не его сын. В детстве у тебя были голубые глаза и темные волосы, как у меня. Мы молились, чтобы ты оказался его ребенком.

— Расскажи мне о нем, — попросил Зак.

Эмилия сразу поняла, кого он имеет в виду.

— Тогда он жил на территории Нью-Мексико. Губернатор Луизианы передал в дар моему отцу землю, а тот подарил ее нам с Дэниелом на свадьбу. Людей здесь жило немного, иногда совершали набеги индейцы. Когда твоему брату было всего несколько месяцев, к нам приехал за мясом один команчи. Я как раз отправилась на верховую прогулку. Он видел меня и до этого, и я всегда чувствовала на себе его взгляд.

Эмилия замолчала и взглянула на свои изящные руки, сложенные на коленях. Эти руки ласкали его, когда он был маленьким, утешали. Лампа, стоявшая на столе, мигнула, когда за стенами каркасного домика сгустились тени. Смеркалось.