– Мораль – это предохранитель общества.

– От чего? От другой морали? Или от другой жизни?

Из диалога двух незнакомцев в переходе метрополитена

Космическая опера призвана показать не просто теоретически возможное развитие человечества в техническом плане, а развитие его духовного мира. Развитие общества и индивидуума в нем. Показать, насколько он может измениться в лучшую сторону. Именно фантастика призвана показать ориентир для развития человека. Развития его чувств и его благородства.

Один неглупый человек

Никто никогда не скажет, откуда возник принцип «кто сильнее, тот и прав». Он пришел из логики. Из чьей-то чужой логики. Человечество, будучи еще травоядным, не могло прийти к такому заключению. Иначе можно сказать, что он в наших генах. Тогда откуда он там?

Мы воевали всегда. И в дохристианские времена, и после, и сейчас воюем. И везде этот принцип оправдывал себя. Сейчас Соединенные Штаты Америки снова его подтверждают. И эти войны не прекратятся никогда. Но тогда любой мечтающий об утопическом будущем человечества либо глупец, либо лентяй, которому сложно думать и шевелить мозгами.

Другой мой собеседник.

Кстати, тоже неглупый человек, хоть и радикал

Дерево поддавалось тяжело. Даже мой нож, «одолженный» у десантников, брал его неохотно и с натугой. Стружки тонкие, как ткань, отрывались и сыпались мне на колени. Не удержавшись, они скатывались вниз на уже потерявшие блеск офицерские сапоги и дальше на светло-зеленый мох. Я вспотел. Это ж надо, какое прочное и тяжелое в обработке дерево. Понятно, почему они еще в каменном веке обретаются. Ну зачем им железо или бронза, если леса таких вот деревьев, раскиданные повсюду, дают им и копья, и инструменты. Правда, если я мучаюсь с моим ножом, то как они себя чувствуют после подобной работы, имея всего-навсего острый осколок камня?

Наконечник приобрел необходимую остроту, и я, довольный результатом, спрятал нож в ножны на поясе. Встал и упер копье в бурую, с островками мха землю. Оно получилось не намного выше меня самого. Скажем, метра два. Но это уже, можно сказать, заметное оружие. А то после сброса на меня, видя, что я не вооружен, уже четыре раза нападали. Что возьмешь с дикарей? Для них излучатель в кобуре и десантный нож в ножнах – это не оружие. Они боятся только того, что понимают.

Недалеко от меня сидел абориген и со страхом и завистью смотрел на мое изделие. Тихо скуля, он только отползал в сторону, когда я проходил поблизости от него. Но глаз ни с моего ножа, ни с копья не спускал, даже когда я нависал над ним. Для него было невероятным, что такой вот пластинкой металла можно совершить столько всего. Он, кстати, был единственным, кого я оставил в живых из последней банды, налетевшей на меня в Оружейном лесу. Оказалось, что это охотники из ближайшей деревни, которые патрулируют местность, охраняя ее от жителей соседних поселений. Не знали они, что на незнакомцев, особенно на странно одетых, лучше не нападать. А уж увидев, что на меня не действует яд со стрелы, задевшей мне шею, они должны были бежать без оглядки. Так ведь нет. Полезли всем скопом. Человек сорок их было. Не вру. И хотя я обещал сам себе излучателем не пользоваться, пришлось достать его из кобуры. Вот тут-то, после первых невидимых лучей, скосивших человек двадцать, они в один момент опомнились и рванули прочь. Но никто не ушел. А вот этого недоноска я оглушил для дальнейшего допроса. Он, когда в себя пришел, связанный по рукам и ногам, только мычал и пытался отползти. Я его минут двадцать приводил в чувство, прежде чем смог выдавить из него хоть что-то.

Мне было не удивительно узнать, что эти вот сорок тел были единственными мужчинами в их деревне. И то, что теперь она со стариками и детьми – я молчу о женщинах – отойдет в безраздельное владение соседней деревни, для меня тоже было не новостью. Дикие нравы. Общинный строй. Каменный век. Или деревянный. Кому как больше нравится.

Когда этот забитый абориген сказал мне, что я выглядел странно, но не опасно, я понял, что надо работать над имиджем. Вот копьецо себе сделал. Черт с ним, что оно мне будет только мешать. Зато как в первый раз не получится. Сразу после высадки на меня напали трое охотников, решив, что я беззащитен. Теперь нападут только, если перевес будет не менее пяти. Как во второй раз.

Я нигде не оставил ни одного живого. И не потому, что я такой жестокий. Хотя и это во мне есть, не спорю, а просто потому, что, отпусти я кого, и мое описание немедленно пойдет по деревням. Такая реклама мне пока не нужна. Это потом все эти края я подчиню себе. Но пока мне надо закрепиться. А для этого надо добраться до цели, провести ряд оперативных мероприятий, и только тогда можно давать волю молве.

Вот того, что сидел у моих ног, я решил, пожалуй, оставить в живых. Пусть при мне будет. Мало ли, пригодится. К тому же местность знает. И хотя весь его словарный запас не превышал нескольких сот слов, он уже достаточно грамотно направил меня в сторону от сильной деревни соседей. Там, судя по его выражению «тьма», было около сотни воинов или даже больше. Ну, с той «тьмой», настанет время, мы разберемся. А пока, не отвлекаясь от плана, идем на север к Туманным горам. На местном языке они называются «горы Утренней Влаги», но я каждое название хоть и запоминаю, но стараюсь его еще в мозгу отметить более культурным выражением. Вот, к примеру, Оружейный лес у них называется «лес копий Прота». Прот – это местный божок, один из множества. Легенду о нем я знал еще до десантирования. Институтские не просто так свой хлеб едят. «И бросал он во врагов свои копья, пока не встал перед ними лес копий и трупов, ими пронзенных». Порубил всех, короче, в капусту и пошел коз пасти, так как еще богом козопасов был. Серьезный мужик. От работы – ни-ни, только на войну разве что.

Я уже подумываю его имя себе взять. Тем более что мое здесь будет совершенно неуместно. А так и дешево, и сердито: Прот. И пусть голову ломают, не тот ли я бог…

Все, подумал я, пора в путь. Копье сделано. Хоть и весит оно кило так пять, но ничего, не утомлюсь. Поднял своего раба, а именно таков был его статус на этот момент, и послал вперед. Если волчья яма на пути, так у него больше шансов ее заметить, как-никак сам охотник. А если упадет в нее, то невелика потеря.

Солнце пригревало, пробиваясь сквозь кроны над тропой. Хорошо по лесу идем. Так бы я моментом бы выдохся на солнцепеке, с непривычки. А ведь с самого начала я и хотел по степи пробираться к горам. Однако получилось, что леском стало предпочтительнее. Тем более что это уже не Оружейный лес, а такой, скажем, нормальный. Если считать, что узловатые стволы и пятиконечные листья на ветках – это нормально.

Вот странно, я тут всего сутки, а привык к тому, что вся природа здесь подчинена числам три и пять. Прайды местных львов, не давшие мне пройти степью, тоже состояли из трех особей. Самец и две самки. Детеныши не в счет. Листья вон пятиконечные. Этот абориген считает до трех, потом снова до трех, а потом сумму говорит: сколько будет троек. И это имея пять пальцев на руках! То есть теория начала счета с пальцев рук здесь себе зубы обломала. Хотя нет. Не совсем. У них каждый палец в подсчетах воинов равняется трем. А боевое формирование деревни из пятнадцати человек называется кулаком. Я, значит, чуть меньше трех кулаков вырубил в прошлый раз. И так во всем. Три да пять. Слово «пятнадцать» у них отсутствовало как класс. Троичная система. Иногда пятеричная. Ничего. Будет время – исправим. Я тут порядок наведу. Он, порядок, мне ой как понадобится, если я хочу выжить и не попасть под трибунал. Мне понадобятся и воины, и место для обороны. Не знаю, сунутся ли сюда за мной мои бывшие товарищи, но исключать этого нельзя.