Алисе, которая привела ко мне пляж

Все начинается с ерунды. Суешь в один мусорный мешок стеклянные и пластиковые бутылки, сбавляешь себе годик, небрежничаешь в отчете о затратах. Скачиваешь в файлообменной сети Джони Митчелл, причем не одну песню, а целый альбом. Не поправляешь кассиров, когда они ошибаются в твою пользу. Потом в кафе универмага “Бордерз”, прочитав от корки до корки журнал “Домашний очаг”, случайно капаешь кофе на страницу 31, но не покупаешь номер, а кладешь на полку и потихоньку линяешь из магазина. А к концу года уже трахаешься с преподавателем средневековой литературы, который считает твоего мужа дураком.

Как я дошла от “Домашнего очага” до дикого секса с Эваном Делани? Так и тянет сказать, что в воронку морального разложения меня затянула таинственная и непобедимая злая сила, но это будет враньем. Я отлично знаю, что со мной произошло.

Городок Оушен-Айл-Бич в Северной Каролине. Пляжный дом Фрэнки Уилсон. Наше третье сборище. Мы, лишь с самым незначительным налетом иронии, называем себя пляжными прелестницами; все живем в одном районе на окраине университетского городка в Индиане, все замужем, растим детей и с ужасом подползаем к сорокалетию. Сейчас 1.34 ночи. Мы под завязку напились “Текизы”[1], наелись кукурузных чипсов и “Эм-энд-Эмс” с орешками. Настала пора играть в игру, которую Энни Элиот окрестила “грешки”. Я, если честно, предпочла бы лото.

– Я зажигаю свечу Истины, – по-шамански выводит Энни, поднося спичку к толстой колонне зеленоватого воска.

Сине-золотое пламя сжирает серную головку и бежит к кончикам пальцев моей подруги, но, когда огонь уже готов лизнуть кожу, Энни бросает спичку на мокрое блюдце, и та гаснет с приятным шипением.

Энни Элиот – единственный человек во всем Дельфиниевом Уголке, кто отметил наше прибытие хоть каким-то подобием торжественных фанфар. Мои ближайшие соседи не то что не поздоровались – глаз не подняли, когда наш старый синий фургон припарковался у обочины вслед за грузовиком с мебелью. Скаффы, слева, невозмутимо продолжали выпалывать сорняки. Гилкристы, справа, упорно поливали из шланга дорожку к дому, хотя никакой грязи на ней давно не осталось – ирландская кирпичная плитка блистала чистотой. Потом я узнала, что мытье дорожек из шланга – занятие в Дельфиниевом Уголке на редкость популярное и поистине гипнотическое, вводящее домовладельца в транс минут на тридцать-сорок (для достижения прекрасного результата требуется от силы десять). Это как мастурбация без оргазма и удовольствия, если, конечно, не считать таковым черное сияние мокрого асфальта или, в случае Гилкристов, четырехтысячедолларовое мерцание терракотового кирпича.

Зато Энни Элиот – почти шесть футов роста, стройная мускулистая фигура, веселые голубые глаза и насмешливая улыбка – лично примчалась меня поприветствовать с самой Азалиевой аллеи. Она протянула мне термос с кофе из “Старбакса", коробку пирожных “Малютка Дебби" и виновато сообщила, что сама ничего испечь не успела, но являться с пустыми руками тоже как-то не очень.

– Когда мы в прошлом году переехали, к нам никто даже не зашел. – Энни сунула мне в руки пирожные. С коробки улыбалось ангельское, но до странности властное личико малютки Дебби. – Вот я и подумала: если у них тут такие же мизантропы, как у нас на Азалиевой, дружеское участие явно не повредит. Термос можете не возвращать, у меня их миллион. Покупаю на дворовых распродажах. Термосы и корзинки для пикников. Зачем – понятия не имею, мы на пикники не ездим. Муж у меня не фанат вылазок на природу. В последний раз, когда нам вздумалось устроить пикник, мы доехали до “Кленового леса" – наш городской парк – и поели в машине. Дети меня задергали: “Мам, почему мы не сидим на траве, как все?" А я им: “Ваш отец ненавидит природу, забыли?" Господи боже ты мой. Ладно, не важно. Добро пожаловать в наше захолустье. Я там сунула в коробку свой телефон. Звякните, когда надоест разбирать вещи.

Я позвонила на следующий же день, и с тех пор мы общаемся практически без перерыва.

Энни понижает голос и с загадочными интонациями гадалки шепчет:

– Взяв в руки свечу Истины, раскрой свою тайну, признайся в том, о чем осмелишься сказать лишь здесь и сейчас. – Густой аромат сандала, поднимаясь, смешивается с соленым морским воздухом. – Твоя тайна не выйдет за пределы этой комнаты.

Пределы упомянутой комнаты почти необозримы. Все здесь – светлый клен и белая кожа. Широченные окна смотрят на Атлантический океан; раздвижные двери выходят на выбеленную солнцем террасу, огибающую дом по периметру; на пляж спускается лестница из двадцати шести идеально ровных кедровых ступеней. В одном торце комнаты – камин из песчаника с вкраплениями ракушек и отпечатками морской фауны, а в другом – немыслимых размеров домашний кинотеатр с огромным экраном; я такого в жизни не видела. Но только кому он нужен, когда за окном – лучшее кино на свете?

Сейчас вода и небо одинаково черны, волны с ритмичным шумом набегают на плотный береговой песок. Для меня, сухопутного обитателя Среднего Запада, вынужденного довольствоваться озером Мичиган, а то и, стыдно сказать, имитатором волн “Большой кахуна” в “Аквапарке Уилли”, нет наслаждения слаще, чем пара деньков в пляжном доме Фрэнки. Я люблю здесь все – кроме “грешков”.

Энни подталкивает свечу к Фрэнки. Та отклеивает последний из “нью-йоркских натуральных” накладных ногтей с французским маникюром. В неровном свете горка уже отодранных пластмассовых кусочков напоминает резаный лук.

– Господи, как же я их ненавижу! – восклицает Фрэнки, отдирая ноготь с мизинца и швыряя его в общую кучку. Настоящие ногти Фрэнки обкусаны до мяса; плоские и мягкие, они напоминают лягушачьи лапки. – Пора уже все-таки изобрести нормальные накладные ногти. А то пальцы как будто дверцей прищемили.

Впервые Франческу Кавендиш Уилсон я увидела на ежегодном празднике в начальной школе “Две сосны”. Она проводила конкурс по набрасыванию резиновых колец на бутылки из-под газировки. Мое внимание привлекли черные кудри, черные глаза и черная футболка с яркой желтой надписью “Жру углеводы. Арестуйте меня”. Со временем я узнала, что Фрэнки – королева провальных бизнес-проектов вроде раскрепощающего журнала для полных женщин “Жиртрестка” (Фрэнки переоценила желание потенциальной аудитории с гордостью носить такой титул), одноразовых вкладышей для сковородок (вообще-то здорово, если б они только не загорались) и “гальки-питомца" (вроде “камней-питомцев”[2], только поменьше).