Карбаинов Валерий

Байки от Краба 18. Экзамен

Известная пословица гласит — хорошо смеется тот, кто смеется последним. В справедливости этой поговорки убедился в истории произошедшей со мной во время учебы в Вузе. Одним из базовых предметов на моей специальности была электроника. Ее преподавал товарищ С., к своему предмету он относился как священник к библии, терпеть не мог тех, кому данная наука была не интересна. Самозабвенно и даже фанатично он пытался вложить в наши головы таинства полупроводников, диодов и транзисторов, усилителей, модуляторов и других элементов этой науки. Во время лекций, его иногда заносило и передача знаний превращалась в многоминутный беспрерывный монолог, записывать и следить за ходом мыслей мэтра становилось затруднительно. В эти моменты, кто-нибудь из друзей, все они сидели отнюдь не в первых рядах, обращался ко мне: «Краб давай!». Я с девятого класса носил очки, хорошую оправу тогда купить было непросто, да и качество их оставляло желать лучшего. По этому помимо тех очков, что сидели на носу, в запасе я имел оправу в которой отсутствовала одна из линз, кажется, правая, она ранее была безвозвратно потеряна. Отказать товарищам я не мог, поэтому водружал упомянутые очки на переносицу и дождавшись момента, когда лектор шел по проходу между рядами прямо на меня, указательным пальцем через отсутствующее стекло протирал глаз. Реакция лектора была необычной — монолог прерывался, как будто он наткнулся на невидимую преграду. Расширенными и без того большими глазами, товарищ с недоумением смотрел на меня, потом уходил к окну около своего стола и долго молча глядел в него — аудитория получала долгожданную паузу. Эту невинную шутку я проделывал несколько раз, с неизменным результатом, расплата наступила при сдаче экзамена.

Далеко не первым, я вошел в экзаменационную, подошел к столу за которым сидел преподаватель, тот взглянул на меня, как на старого знакомого и неожиданно спросил: «Чего надо?». Я слегка растерялся, но ответил честно: «Тройку». «Давай зачетку» — сказал экзаменатор. Я дал синюю книжку, товарищ открыл нужную страницу, ручкой заполнил графы: «дата», «название предмета» оставил пустой лишь «оценка» и «роспись», взглянув на меня молвил: «Что стоишь? Бери билет, иди готовься». Чертыхнувшись я взял билет, чистый лист и сев за свободный стол стал изучать вопросы и готовить ответы. С билетом мне повезло, весь материал я знал как «отче наш», с задачей тоже успешно справился. Когда место у экзаменатора освободилось пошел отвечать. Педагог сказал: «Слушаю тебя внимательно». Пока я отвечал он, изучал мои записи и прервав меня, вынес вердикт: «Материал знаешь хорошо, но ведь тебе тройка нужна!», поставил в графе «оценка» три и заверил ее витиеватой подписью.

Другой забавный случай произошел на экзамене по «Научному коммунизму», был и такой предмет. Преподавателем была женщина, назовем ее Т., это была очень интересная особа, ее называли «грозой отличников». Она наизусть знала все ленинские работы и войдя в середине экзамена в аудиторию, с порога могла прервать отвечающего «умника» фразой: «Постойте товарищ, что вы сказали по этому поводу говорил Владимир Ильич?». Обычно отличнику, после этого приходил конец и чтобы получить заветную «пятерку», ему нужно было выучить классика наизусть, или отловить момент, когда экзамен можно было пересдать ассистенту. Одевалась она соответственно любимой науке, ходила в военном френче и курила папиросы, кроме того при приеме экзамена использовала настольную лампу, которую направляла в лицо экзаменуемого, ну прямо как в фильмах про «сталинских» следователей. В описываемый мною день, она сбила влет одного из отличников, описанным выше способом и пригласила к себе на аудиенцию, студента третьей группы Андрея Ш. Андрей много лет спустя был у меня на свадьбе свидетелем, в институте он надолго не задержался, был гуманитарием. Он был эрудированным и начитанным парнем, сочинял матерные баллады, лепил из пластилина фрагменты человеческих органов, менял пластинки рока и диско на толкучке и вообще слыл в нашей среде большим «оригиналом». Когда экзаменуемый занял место перед преподавателем, та закурила папиросу, пустив струю дыма в лицо испытуемому и включила свою любимую лампу, приготовившись слушать его рассуждения. Тот невозмутимо достал из кармана пачку сигарет и зажигалку, и проделал все то же самое что и преподаватель — закурил и пустил колечко дыма ей в лицо. С экзаменатором случилась истерика, она выгнала студента вон, а сама глотая успокоительные таблетки на длительное время покинула аудиторию. Присутствовавшие при этом, были очень благодарны Андрею, воспользовавшись моментом все, в том числе и я, успешно сдали экзамен ассистенту.

Две других истории из моей студенческой молодости, с экзаменами не связаны, но тоже достойны упоминания. На первых двух курсах я очень дружил с парнем которого звали Олег М., он был из Ленинск-Кузнецка, в общежитии заведовал радиостудией. Олег сильно заикался, особенно когда плохо знал предмет. Английский язык преподавала замечательная женщина, звали ее Вера. У нее была необыкновенная привычка, ворвавшись в класс и на ходу бросив сумку на свой стол, она вопрошала: «Ху зэпсенд» (Who is absent?). Мой друг, специально ждал этого момента, он вставал и сильно заикаясь отвечал: «З-з-зэп-с-с-сенд Х-х-у-у-…». После нескольких подобных сцен, преподаватель перестала интересоваться отсутствующими.

Последняя байка в этом рассказе. В нашей «общаге» была столовая, обыкновенная советская общепитовская «тошниловка», как мы ее называли. За кассой в ней работала женщина, лет сорока, которая в независимости от набранной еды, при расчете называла сумму между одним рублем и рублем с двадцатью копейкам, за что имела кличку «рубль двадцать». В столовой очереди практически не было, студенты предпочитали готовить на общественных кухнях или питаться в других местах. В один из зимних дней «рубль двадцать» заболела гриппом и видимо из-за нехватки «проверенных» кадров, место за кассой занял один из представителей южных советских республик. Помнится он был среднего роста, полненький мужчина лет тридцати. В школе по математике у него были явно не самые лучшие оценки, ставишь перед ним поднос и начинается долгий счетный процесс. Одним пальцем он медленно передвигал кости на счетах и когда покупатель доходил до точки кипения, объявлял результат: «шестьдесят две копейки»! Отношение покупателя к кассиру мгновенно менялось в лучшую сторону. Радостная весть мгновенно облетела всю «общагу», неделю попасть в столовую можно было с большим трудом, очередь заканчивалась в коридоре за ее пределами. Наконец главный кассир успешно справилась с недугом и заняла свое законное место. Через недолгое время посетители услышали знакомые, но уже забытые фразы: «Рубль пятнадцать,