— Я сейчас прокручу сначала, — сказал Абдул. — А ты смотри внимательнее.

На экране телевизора замелькали кадры прошлогоднего военного парада. Джавад придвинулся поближе. Президент Фархад стоял на трибуне в окружении приспешников и охраны. Камера развернулась, и теперь Джавад видел марширующие шеренги солдат, а в отдалении — выкатывающуюся на площадь бронетехнику.

— Вот, сейчас! — быстро произнес Абдул. — Камера еще чуть повернется…

Она и повернулась. Абдул нажал кнопку на пульте, изображение на экране замерло.

— Вот оно, это место, о котором я говорил, — Абдул показал на экран. — Два дома, между ними проход. Очень узкий. Там и поставим стрелка.

— Послушай, но служба безопасности во время правительственных мероприятий перекрывает все проходы и проезды, прилегающие к площади.

— Это не проезд, Джавад. Там такой тупичок, вроде небольшого дворика. Когда-то там действительно была улица, потом ее перегородили стеной. Но стена невысокая, метра два, не больше. Они не ожидают, что с этой стороны может кто-то появиться. Мы подъезжаем к этой стене, переправляем через нее стрелка и гранатомет. Позиция отличная, я проверял. Стрелок выбирается из тупичка и оказывается прямо перед президентской трибуной. Промахнуться оттуда невозможно. Выстрел, пятнадцать секунд — и он уже снова в машине.

Абдул говорил об этом как о деле решенном.

— Но они могут держать людей из службы безопасности в этом тупичке, — возразил Джавад. — Вы подъезжаете, не ожидая их встретить, взбираетесь на стену…

— Мы выясним точно, ставят ли они там посты.

— Об этом я и толкую. В остальном план неплох. Кажется, мы еще никогда не были так близки к предателю.

Они не называли президента иначе Только предателем.

— Я сообщу об этой идее руководству, — сказал Джавад.

— Ты не успеешь добраться до них, а негодяй уже будет мертв! — усмехнулся Абдул.

— Да поможет вам Аллах! Я сегодня же отправлюсь в Мергеши.

— Будь осторожен, проклятые ищейки шныряют повсюду.

— Я не боюсь их.

Они крепко обнялись.

— До встречи, — сказал Абдул.

— До встречи, — эхом отозвался Джавад.

Одному из них оставалось жить считанные дни.

Хомутов выбрался в город под вечер, когда раскаленный добела купол неба начал остывать и приобрел естественный густо-синий цвет Еще было жарко, но не так, как днем, и улицы ожили, заполняясь людьми. Старики в чалмах, женщины под черными покрывалами — все было знакомо, ничто уже не вызывало любопытства, как в первые недели жизни здесь. Примелькались невысокие, в два этажа, глинобитные постройки с плоскими крышами, портреты президента Фархада на каждом шагу, полицейские, хмуро поглядывающие на спешащих людей. Теперь Хомутов ощущал себя здесь своим. По крайней мере, так ему казалось.

В город он отправился с одной целью — купить джарги, местной травки со специфическим вкусом и запахом. Все остальное можно было добыть в магазине посольства, но джарги там не бывало никогда. Обычно Хомутов покупал ее в небольшой лавчонке неподалеку от президентского дворца.

Лавочник уже успел запомнить Хомутова и встретил его белозубой улыбкой:

— О, совецки! За джарга пришел, да? Никто так не любит джарга!

— Здравствуй, как торговля? — поинтересовался Хомутов.

Он говорил на диалекте, которым пользовались все хедарцы, жители столицы.

— Слава Аллаху!

— И президенту Фархаду, — буркнул Хомутов невозмутимо.

— И президенту Фархаду, — поспешно добавил лавочник.

— То-то…

Хомутов вынул деньги, отсчитал.

— Сегодня джарга — лучше не бывает, — похвалил продавец.

Хомутов вышел из лавки. Серая громада президентского дворца с другой стороны площади смотрела на него поляроидными непроницаемыми стеклами окон. Вдоль ограды лениво бродили охранники.

Внезапно из ворот дворца опрометью вылетело несколько джипов, рассыпалось веером по площади, прохожие привычно бросились к стенам ближайших домов, ища укрытия. Один из джипов притормозил рядом с Хомутовым, оттуда вывалился толстяк в камуфляжной робе с резиновой палкой в руке и зарычал, как натасканный пес. Еще секунда — и палка раскроит лицо того, кто выказал непозволительную медлительность, не успел скрыться в щели. В последний миг Хомутов отрывисто бросил:

— Я — советский!

Палка описала замысловатую дугу перед самым его носом. Толстяк произнес, умеряя свирепость голоса:

— Прошу прощения, здесь сейчас нельзя находиться. Покиньте, пожалуйста, площадь.

Советских не трогали. Наоборот, подчас к ним относились с подобострастием.

Хомутов зашагал с опустевшей площади. Джип за его спиной развернулся, перекрывая проулок, и почти одновременно с этим распахнулись ворота дворца и вереница черных лимузинов выкатилась на площадь. Президент Фархад отбывал, завершив напряженный рабочий день…

Спустя четверть часа Хомутов был уже в посольском городке. В двери его квартиры торчала записка: «Посетил, но не застал. Скорблю. А ведь все могло быть так прекрасно. Если нет противопоказаний — загляни ко мне. Имею новость». Писано было рукой Уланова, он и собственной персоной заявился через несколько минут, да не один, а с дамой, которую Хомутов видел впервые.