Гео Коваленко

Мгновение в бесконечности

Нальчик

Снег падал и растворялся в капли, которые сливались одна в другую и стремительно скатывались по стеклу автобуса. За окном мелькала вечерняя Москва, в своей суете доживающая очередной будний день.

Автобус быстро сбросил скорость и остановился. На остановке зашли две женщины лет 40 и сели рядом друг с другом. Их лица были такими же блеклыми, как и у всех. Одна из них сидела у окна. Её погасшие глаза, выражающие усталость души, равнодушно смотрели на улицу. Но не туда она смотрела на самом деле, нет. Взгляд её был обращён в саму себя.

Севшая рядом подруга занималась тем, что смотрела в телефон и бессмысленно листала ленту социальной сети, время от времени посматривая на мониторы автобуса.

— Чем старше я становлюсь, тем сильнее ненавижу Москву, — сказала сидящая у окна женщина.

— Почему? Менталитет? — сказала другая, не отрываясь от телефона.

— Менталитет, постоянный бег, все друг друга по головам пытаются пройти, подставить… Тут приходится максимально подобной быть, этим людям. Жестокой и циничной мразью, чтобы хоть как-то свои права отстоять, границы, — после этих слов её взгляд изменился. Он будто бы обрёл другой оттенок, а голос её чуть оживился.

— Я, реально, никогда не забуду нашу с тобой поездку в Нальчик. И мое желание уехать туда, остаться и жить там — оно никуда не делось. Знаешь, хоть там твой город, и он для меня не родина, но морально мне там очень хорошо.

— Зная тебя, Ирин, если ты этого хочешь — ты рано или поздно это сделаешь.

— Я даже на Кипр не хочу. Я в Нальчик хочу.

— Никогда не видела такого рвения в Нальчик.

— Маш, там люди — это, с*ка, люди. Добрые, адекватные, отзывчивые. Я никогда не забуду, как мы шли, и чувак, неприятной наружности, максимально страшно выглядящий, с бородой, весь чёрный, подошёл и просто сказал: «Девушка, у вас телефон торчит, украсть могут. Переложите.» Когда мы в магазин заходили, а люди улыбались. Не зная тебя просто улыбались. Когда всё по-человечески.

— Это да, — тихо ответила Мария и перестала смотреть в телефон. Автобус ехал по выделенке и объезжал плотный поток пробки, и сотни жизней и судеб проносились мимо.

Последние слова Ира сказала так, будто была готова заплакать. Будто бы вся человечность в мире умерла, и она только помнила её, но не находила уже нигде. Она быстро перебирала в памяти что-то, что могло спасти её прямо сейчас. И нашла это. И сердце её залилось приятной тоской.

— А ещё, я никогда не забуду тот запах разнотравья в горах, когда мы на парапланы шли. И суслики в горах друг через друга прыгали. Знаешь, как в сказке, — Ира улыбнулась. Впервые, за этот вечер. Эта улыбка при потухших глазах придала лицу особый шарм. Через тоску и боль, через погибающий внутренний мир человек нашел в себе силы для надежды. В глазах Иры заблестело. Мария убрала телефон и посмотрела в окно:

— Лучше гор могут быть только горы.

— Да…

— Всё ещё впереди, — сказала Мария зевая и медленно засыпая.

Ира тяжело вздохнула и погрузилась в воспоминания. Телом она ехала в автобусе по вечерней Москве, уставшая за весь день, морально уничтоженная этим городом и людьми в нём. А душою и сердцем была там, далеко в горах. И память её говорила — вспоминай это место. И Ира вспоминала. И эта память не давала ей опустить руки и сломаться. Она помнила, как ей было хорошо. И верила, что однажды обязательно вернётся в Нальчик. Навсегда.

Щель

Дима сидел в чистой зоне аэропорта всего 30 минут, а уже перегрелся и по лбу стекали мелкие капли пота. До самолёта в Москву оставалось недолго, поэтому парень решил купить воды в дорогу. Ближайший автомат стоял у выхода, куда направлялась огромная очередь. Дима прошёл сквозь неё, "дико извиняясь" перед теми, кому перешёл дорогу.

У автомата Дима встал за мужичком лет 50, который что-то выбирал. Картина представилась потрясающая. Мужчина открыл кошелек, достал оттуда банковскую карточку и… вставил её в купюроприёмник, как будто так и должно быть. Дима ну никак не ожидал этого. Мужчина набрал цифры какого-то товара, начал нажимать на разные кнопки в терминале для приема банковских карт, но ничего не происходило. Наверно, банковская карта плохо вставлена. И плевать, что она свободно ходила в этом купюроприёмнике — мужчина стал карту дальше утапливать в щель и насиловать кнопки. Кто-то в очереди тихо захохотал. Тут Дима не выдержал.

— Мужчина, вы что делаете? Вы что взять хотите?

— Да маску хочу купить, сейчас вон объявили, что нужны на наш рейс маски. Их же отменили, — растерянно закончил он.

— Вы банковскую карту не туда вставили. Выберите номер, нажмите на терминал для карт и приложите карту. Тут всё просто.

Мужчина постоял немного, осмыслил, вытащил карту, ещё раз осмыслил. Набрал номер ячейки с маской, нажал на терминал для карт и приложил карту… к щели купюроприёмника.

Дима выдохнул себе весь воздух на лоб.

— Мужчина, приложите вот сюда карту, — Дима показал на терминал для карт. В очереди уже был слышен явный смех. Мужчина приложил карту куда надо и автомат плюнул ему маску. Та, словно пёрышко, полетела вниз к месту выдачи, но зацепилась за самую нижнюю спираль с бутылками воды и повисла на ней. Дима встал сбоку от автомата и начал его шатать. Сухость во рту уже была неимоверная, так что препятствий для парня не существовало. Наблюдавшая за этим очередь уже во всю смеялась. В борьбе между Димой и автоматом победил Дима — маска упала. Мужичок забрал эту маску и пошёл в конец очереди, а Дима взял две бутылки по цене одной.

Питерская кофейня

Аромат свежесваренного кофе щекотал нос. За спиной у Гришы раздался характерный звук кофе-машины — бариста готовил капучино двум молодым девушкам в тёплых куртках, весело щебетавшим у стойки на кассе. Тихо играла рождественская музыка, а стены и окна кофейни мерцали от гирлянд. Всё помещение было залито тёплым жёлтым приглушённым светом. За окном свирепствовала метель. Снег освещался фонарями и гирляндами улицы. Неровными порывами ветра снежинки в причудливой абстракции летели в разные стороны, а затем касались земли, где их тут же приминали сапоги сотен суетящихся прохожих. Шла последняя неделя перед новым годом в