Ольга Муравьёва

Печка

В то утро мне пришлось встать очень рано, потому как нужно было доехать до соседнего города. Посоветовали хорошего стоматолога, на приём записали — деваться некуда, надо ехать.

Обычно меня укачивает в автобусе, поэтому я стараюсь поскорее надеть наушники и сесть поудобнее так, чтобы можно было смотреть в окно и не сильно мотать головой, иначе начинает подташнивать. Музыка всегда делает поездку чуть более сносной.

За окном поздняя осень, переходящая в зиму, и воздух звенит от прохлады. Окна замёрзли так, что у меня не сразу вышло сделать себе приличный кружочек для наблюдений за пролетающими ёлками. Что ж, полтора часа под LP и инди типа Empty vicious nights должны пролететь незаметно. Вот только… Никогда раньше не обращала внимания, чтобы печка так сильно грела ноги. С каждой новой песней жар будто бы усиливался, но я не сразу придала этому значение.

В тот день я мало спала, это был один из тех «дней четырёхчасового сна», как мы любим шутить на работе. Вот As it was Гарри Стайлза сменяется Strangers Кеньи Грейс, и я начинаю проваливаться в сладкую дремоту. Образы мелькающих деревьев перетекают в сонные пейзажи летнего дня на северном море, белый песок и крики чаек вдалеке. Рядом со мной оказывается крупный кот, он садится на мои ноги и мне передаётся жар его пушистой тушки. Тепло постепенно становится обжигающим, поверхность кожи будто пронизывают толстые иглы, одна за другой. Во сне я вспоминаю про стоматолога — не хватало ещё проспать остановку! — и предпринимаю попытку проснуться. Веки не поддаются.

Я пытаюсь применить приём, который мне обычно помогает: начинаю громко кричать во сне. Берег моря, свет, кот — всё это растворяется в темноте, но сон меня не отпускает. Сначала звук не вырывается, ты будто в вакууме, не можешь сделать вдох, и с ужасом понимаешь, что не можешь дышать вовсе. Продолжаешь пытаться, сдавленное мычание проскальзывает наружу, и, если рядом с твоим спящим телом сейчас находился бы другой человек, он услышал мы этот глухой звук. Я продолжаю кричать, уже более тревожно, и на мгновение глаза удаётся открыть.

Темнота. Тихо, не слышно даже фоновый шум автобуса. Окончательно отделавшись ото сна, я замечаю, что автобус стоит посреди поля. В окно мне видна лишь тусклая кромка на стыке серого неба с чуть более серой плотью мёрзлой земли. Я не вижу, есть ли поблизости люди — первое, на что я обращаю внимание, это время суток: рассвет должен был уже случиться, на севере темно, но не настолько. Как долго я спала?

В попытках повернуться на месте в своём пуховике, я ощутила жжение в голени правой ноги. Каждое движение отдавалось вязкой тягучестью во всём теле, будто я всё ещё борюсь с дремотой. Пришлось повозиться, чтобы рассмотреть этот участок. От духоты, наполнявшей салон, голова начинала кружиться, как при тепловом ударе. Попытавшись ощупать ногу, я поняла, что джинсы прилипли к коже, ощущалось что-то липкое и мокрое. С моими движениями ткань начала отрываться от плоти, и я тихонько застонала от подкатывающей боли, не понимая, что всё это значит.

Притаившись, я постаралась приглушить своё дыхание, пытаясь расслышать хоть что-то вокруг себя. В дымке духоты и сгущавшихся сумерек в поле зрения не было заметно ни других пассажиров, ни водителя с кондуктором. Где-то за хвостом автобуса слышался негромкий разговор. Низкий мужской голос говорил о каком-то пастбище. Испуг не давал мне сдвинуться с места.

Я зажмурила глаза, как будто таким образом можно было вернуться в свой уютный сон с котами и белым песком, где чайки неспешно разгоняют барашки волн.

Закружилась голова. На пару секунд образы сна напомнили о себе, и с лёгким стоном при новом приступе боли я открыла глаза.

Я ехала в автобусе, в окне мелькали ёлки, горел свет и все места автобуса снова были заняты. Я проморгалась, ощупала ногу, ощутила что-то мокрое… Сердце скакало галопом. Всего лишь печка, всего лишь сильный жар, исходивший от печки струёй прямо в голень.

Или всего лишь газ, которым накачали салон автобуса, чтобы отвезти пассажиров на корм потусторонним тварям на секретное пастбище где-то за Рикасихой, всего лишь горстка галлюцинирующих полусонных людей, кому не повезло в этот день сесть не в тот автобус, и впредь им больше не придётся беспокоиться о зубах, сюжетах, желаниях и других тяготах земной жизни.

Или это был всего лишь сон во сне?