Александр Чечитов

Габсбурги

Обычно с раннего утра, до позднего вечера семья Габсбургов находилась в своем обветшалом, тёмном от чёрной плесени доме, насквозь пропахшем густым запахом пота, мочи и человеческой крови. Половину большого, двухэтажного здания Габсбурги отвели для постоялого двора, откуда заезжие верхом путники почти никогда не выбирались живыми. Мёртвыми и подавно. Покосившийся, местами упавший забор открывал взору случайно оказавшегося здесь человека, наваленные перед окнами кучи старого, истёртого ветром и дождём хлама. Нагромождённые скопом отбросы, вперемешку с многочисленными мелкими кусками мясной трухи походили на останки безобразного, гигантского животного, перед гибелью разбившего всё вокруг в щепки. Чуть поодаль располагался широкий, скотный двор, где обитали преимущественно свиньи. Именно их мощные, ненасытные челюсти завершали гнойные забавы владельцев дома. Для редких гостей, застигнутых сумерками в пути и не имевших возможности найти в густых, окрестных лесах иного пристанища на ночь, это было единственным доступным ночлегом. Или почти. Во всяком случае, путников привлекала, в том числе и смешная плата за постой. Настоящую цену узнавали они, слишком поздно.

Выцветший, хромоногий Брам Габсбург, как правило, сидел в своём кривом, сыром, пропахшем кислой сыростью кресле перед закопченным, полуразрушенным камином. Кожа, на его шее и щеках обвисла. Неаккуратно соскользнув вниз к груди, она напоминала скорее мокрую, половую тряпку, чем привычную часть человеческого тела. Левая рука, однако, как и в прежние времена при необходимости крепко сжимала пожелтевшую рукоять ножа сточившегося до середины основания. Седые его волосы, скатавшись, превратились на затылке в смоляные веревки. Мешковатая, засаленная холщовая одежда, с большими, просторными карманами блестела лунным светом на рукавах и пояснице. Приступы кашля, сопровождаемые короткими грудными спазмами, вырывались из груди Брама почти каждую минуту, сотрясая пыльный воздух комнаты.

Иссушенный временем Брам не любил города, и по собственным подсчётам не выбирался на своей замызганной, скрипучей бричке из дома более двадцати раз за всю жизнь. В крошечном Водоро, унылом, провинциальном городке, расположившемся от дома Габсбургов на пятьдесят миль к югу, около двадцати четырех лет назад Брам встретил Магбету. Тогда полнотелая, бойкая женщина в самом рассвете сил, она показалась ему самым прекрасным существом на свете. Теперь все изменилось. Раздражительная душа старика скручивалась в узел от малейшей безделицы, и тогда Брам рычал на жену, будто полуслепой, цепной пес, не разбирающий дня и ночи. Бочкообразная Магбета давно утратила прежние очертания юности, и единственное, что удавалось ей с неизменным успехом это злить постаревшего мужа. Верх тела Магбеты сполз к коленям, а бугристые, потные руки напоминали срубленные, исполосованные многочисленными линиями стволы вековых деревьев. Остатки её кривых зубов, покрывшись налетом угольного цвета, робко выглядывали кое-где из-под верхней губы. Зловонное дыхание отдавало выгребной ямой, когда расплывшись в хитрой улыбке, она предлагала гостям переночевать у них в доме. Несмотря на несообразность постаревшего тела, волосы Магбеты лоснились прежним, ярко — черным окрасом. Крепкой, тугой косой она гордилась более всего, оставляя свою голову почти круглый год не покрытой.

— Займись скотиной. Дубина! — крикнула Магбета внутрь комнат, небрежно оторвав Брама от затачивания лезвий его любимых клинков, — оставь уже, эти чёртовы ножи…

— Дрянь. Зачем только я с тобой связался?! Будь ты неладна жирная мразь, — сплюнув в сторону, бурчал угрюмо старик, изрыгая густые проклятия себе под нос. Зная бесполезность спора с Магбетой, он нехотя поплелся на скотный двор. Открыв широкую, тяжелую, деревянную крышку оббитого железом ящика, Брам стал неспешно заполнять измятые металлические ведра рвотной жижей и ломтями синевато — розового мяса. Крупные, склизкие куски выскальзывали из рук, то и дело, падая на землю. Сегодня Брам был зол на многое. Сын принес мало дичи из леса, несмотря на свою нечеловеческую силу и, казалось бы, сверхъестественную точность в стрельбе. Занозливая Магбета, кажется, ворчала больше прежнего, да и голова к тому же с утра кружилась, отвлекая от привычных дел.

— О! Как это мы пропустили тебя?! — ехидный оскал скривил тонкие, растрескавшиеся губы Брама к верху. Самодовольные, дугообразные линии потянулись во множестве от уголков рта и глаз, а у нижней губы появилась вязкая, коричневатая слюна. Забыв обо всём, Брам начал привычную, сладострастную работу. Старик попытался рывками стянуть с разбухшего пальца руки золотое кольцо. Безуспешно попыхтев над куском липкого мяса, он, наконец, вспомнил о ноже, висевшем на поясе. С мастерством рыночного мясника, Брам отделил, блестящее украшение от увядшей плоти. В ушах вдруг зазвенело. Мысли, потеряв всякое направление, замерли. Почему это произошло, Брам не понял. Уже лёжа на земле, он почувствовал еще удар, после чего уже не смог открыть глаза. Сжимая рукоять молотка, дрожащие, маленькие ручки усердно поднимались над разбитой головой старика. Зеленые зрачки Брама остановились, в то время как рот застыл, неумело изобразив последнюю, скорбную гримасу. Забрызганная кровью девочка, стоявшая у мёртвого тела Брама, тяжело дышала. Невысокая, худощавая, Поль нахмурив брови, устало смахивала едкие, соленые капли пота, жгущие глаза, а крошечные слезинки между тем робко скатывались по её гладким, бледным щекам. Она размолотила череп Брама вдребезги, но не могла припомнить, как оказалась здесь и кто есть такая. Смутная тревога о безвозвратно потерянном прошлом, и страх быть съеденной терзали Поль, не прекращая. Едва удерживаясь на тонких ногах, девочка остановила взгляд на ороговевших, красно-коричневых останках лица Брама. Длинная, заплатанная рубаха Поль небрежно свисала до колен и уже давно износилась, покрывшись множеством бесформенных дыр. Вещи издавали резкий запах гнили, а обломанные кровоточащие ногти на крохотных ручках потемнели от запекшихся, красных подтёков. Ожидая, когда судорога схватившая плечо отпустит, Поль опустилась на разделочный пень, покрытый ало бурыми пятнами, где обычно резали туши свиней. На макушке крошечной, детской головы пульсировал тонкий, разрез малинового цвета, откуда торчал плоский обломок куска железа чёрного цвета. На заднем дворе скрипнула калитка. Подняв глаза вверх, Поль увидела идущего вдалеке Жана.

— Лишь бы не заметил, — запричитало перепуганное сердце девочки. Дрожащая Поль задыхаясь от страха, пригнулась к земле, а затем побежала, спотыкаясь и падая. Одновременно с тем в воздухе над её головой просвистело что-то тяжелое. Следующий камень размером с голубиное яйцо угодил прямо в середину затылка Поль. Девочка рухнула на землю, уронив лицо в лужу грязи. Жан умел хорошо охотиться и сейчас многолетняя сноровка его не подвела. Порыскав глазами, он встревоженно окликнул отца. Увидев лежащего на земле родителя, детина глухо заревел, сжимая до скрипа мощные тески — челюсти. Всхлипывая, Жан побежал к дому, сбив по пути крупного хряка одним яростным ударом, от чего животное, захрипев, упало. Большой, вялый мозг молчаливого Жана обычно