Всё то же, всё то же.

На Малой Мещанской, как прежде на Екатерингофском и уПоцелуева моста, картина была слишком знакомая. На полу лежало недвижное тело спроломленным черепом, и ни следов, ни свидетелей. Лишь жилище здесь былодругого сорта. Не убогое старушечье, как у Шелудяковой, и не опрятно-безличное,как у Чебарова, а обставленное по всей последней моде, с вакханками в золоченыхрамах, преогромными китайскими вазами и инкрустированными козетками.

Девица Зигель жила богато и, кажется, даже держала открытыйдом — во всяком случае, по свидетельству соседей, по четвергам у ДарьиФранцевны всегда собиралась большая и веселая компания.

Собственно, «девицей» сия уроженка Ревеля числилась лишь посвоему семейному статусу, ни возрастом, ни нравом, ни тем более родом занятий кневинности и девству будучи никак не причастной. Разве что в особенном смысле.Как выяснилось почти сразу же через запрос в обер-полицеймейстерскуюканцелярию, это была известная в демимонде сводня, имевшая постоянную клиентуруи довольно узкую специальность. Госпожа Зигель высматривала молоденьких ихорошеньких девочек из приличных, но впавших в нищету семейств и посулами,уговорами, а то и угрозами понуждала к вступлению на стезю порока. КлиентыДарьи Францевны охотно платили хорошие деньги за то, что в шансонетках называют«невинности нежный бутон».

Вот эту-то милую даму теперь и убили. Причем, как и впредшествующих случаях, она, по-видимому, сама впустила своего погубителя.Выходит, это опять-таки был человек знакомый, опасений не вызывающий.

Примечательно и другое. С часу до двух пополудни покойницавсегда оставалась дома одна, отпуская прислугу, потому что это время у нееотводилось для всякого рода деликатных переговоров с глазу на глаз. И об этомее обыкновении преступник превосходно знал.

Еще цепляясь за былую версию, надворный советник попыталсяприкинуть, не мог ли Раскольников проводить сестру на Вознесенский, послекак-нибудь быстро, хоть бегом, заскочить на Малую Мещанскую, стукнуть топоромсводню, а затем еще поспеть и на Офицерскую к Разумихину. Пристав даже нарочнопослал выяснить, где именно остановились мать и сестра Раскольникова.

Увы, никак не складывалось. Да еще ведь надо учесть, что,проводив Авдотью Романовну, он должен был за своим топором вернуться. Ведь,ежели б он прихватил сие орудие с собой, когда покидал комнату, Разумихин этобы приметил.

Чушь, бред и морок, тряхнул головой Порфирий Петрович,решительно изгоняя прочь все мысли о проклятом студенте, на которого ушлостолько времени, и целиком сосредоточился на новой задаче.

Пропали у жертвы, разумеется, сущие пустяки: булавка скамнем да бисерный кошелек. Более в квартире злодей ничего не тронул, но этопристава уже не удивляло.

Он устроил обыск в бумагах, надеясь добыть списокпользователей сомнительных услуг, предоставляемых Дарьей Францевной.Рассчитывать на то, что любители бутонов объявятся сами, не приходилось.

Не нашел, но на том не успокоился. Принялся простукиватьстены, паркет, стенки шкафчиков — и что же? В кабинете под столешницейобнаружился тайник, а в нем два альбомчика, один пухлый, другой тоненький.

В пухлом надворный советник с удовлетворением нашел полныйперечень девушек, состоящих под покровительством госпожи Зигель: и адреса, иимена, и даже короткие характеристики, правда, более физиологического свойства.Очевидно, это всё были уже сорванные бутоны, которых Дарья Францевна из своейопеки не отпускала и использовала для клиентов обычных, без особойвзыскательности.

— Отлично-с.

Впервые за все время нахождения на месте убийства на лицепристава мелькнула тень улыбки, но тут же исчезла.

Тоненький альбом оказался похитрей первого. Там вместовнятных слов были сплошь какие-то неудобочитаемые письмена латинской азбукой.

«Plfglfaluu», попытался прочесть вслух Порфирий Петрович, датолько плюнул.

— Тут шифр, поди ж ты, — покачал он головой,проглядывая страницу. — Это наверняка у нее клиенты так упрятаны.

— Значит, не установим клиентов? — расстроилсяАлександр Григорьевич, заглядывая начальнику через плечо. — Досада какая!Это наверняка кто-нибудь из них! Она вздумала шантажировать, ну он ее и…

Письмоводитель красноречиво взмахнул рукой сверху вниз(Зигель была убита ударом по макушке).

— Это вы, сударь мой, бульварных романов начитались.Те-то, Чебаров с Шелудяковой, тоже, что ли, сладострастника нашегошантажировали? Нет-с, здесь совсем другое. Погодите-ка, погодите-ка…

Собрав складками лоб, надворный советник присел к краешкустола, взял бумагу, карандаш, покряхтел, что-то там покалякал — минут — десятьэто у него заняло — и вдруг говорит:

— Ерунда-с, а не шифр. Это гимназистки от классной дамытак укрываются.

— Неужто раскрыли? — ахнул Заметов.

— И раскрывать нечего-с. Перевернутый алфавит — вот ився криптография. А — это Z, В — это Y, и прочее. Надобно в одну строчкунаписать алфавит в прямом порядке, а строкой ниже — в обратном. Вот глядите.

Он уставился на загадочное Plfglfaluu, зашевелил губами,запыхтел, и из-под карандаша выползло «Koutouzoff».

— Ух ты! — обрадовался АлександрГригорьевич. — Один есть! Кутузов какой-то. Дайте я!

Он тоже наклонился над столом и стал колдовать над следующейабракадаброй, то и дело потирая красные от недосыпания веки.

— Бросьте, — сжалился Порфирий Петрович. — Сног ведь валитесь. Берите эти записи и ступайте домой, поспите-с. Завтра с утравсе сии парижские тайны расшифруете и доставите ко мне. А я пока другим спискомзаймусь. Рад бы поспать, но какое там…

Он лишь тяжко вздохнул.

Это Порфирий Петрович еще крепился. Когда же, покончив собыском и отпустив Заметова, он один отправился на Офицерскую, то предалсяотчаянию в полной мере.

Никогда, во всю свою карьеру, не оказывался он в стольунизительно беспомощном положении. Неведомый злоумышленник будто глумился надвсеми стараниями бедного пристава. Еще нынче утром надворный советник воображалсебя охотником, загоняющим хищного зверя, теперь же сделалось совершенно ясно,что загнанный зверь — сам Порфирий Петрович, а Рок травит его своими зубастымипсами и кричит «ату, ату!».