Имена, фамилии персонажей и названия мест действия, встречающиеся в этом романе, выбраны по созвучию с ирландскими словами.

Любое сходство с реальными лицами или местами может оказаться чистым совпадением.

Я поверил в могущество огамов[1] в день, когда они показали мне путь к освобождению.

В субботу будет ровно год.

И не может быть ничего случайного в том, что Мари Кермер выбрала ту же дату, чтобы начать новую жизнь.

У меня все было под контролем, кроме погоды.

Сильные волны затрудняли плавание, так что паром из Роскофа опаздывал на три часа, когда, обогнув башню на мысе Даны, он пришвартовался у причала рядом с доками. День заканчивался, и огни в порту Киллмора зажигались один за другим, словно дружно приветствуя прибытие пассажиров.

Она сошла на берег одной из первых, ей явно не терпелось ощутить под ногами землю Ирландии, где ее зачали.

По блеску в глазах, когда она смотрела на пробегающие по светящимся витринам пабов ряды пестрых рыбацких лодок и чаек, ссорящихся из-за последних рыбешек, по тому, как она втягивала в себя воздух, насыщенный водяной пылью и йодом, я понял, что уроженка Лендсена уже покорена этим островом, так похожим на тот, откуда она приплыла.

Воспоминания не из приятных.

Если бы она в этот момент могла увидеть мое лицо, то сразу бы инстинктивным чутьем сыщика почувствовала опасность, и это заставило бы ее повернуть назад. А ведь я слишком долго ждал этого момента, чтобы так глупо его испортить.

Наверное, я и в самом деле был глуп, хотя многие считали, что я не лишен ума. Но вид ее здесь, почти рядом, так возбуждал меня, что тошнота подкатывала к горлу.

Как же она была красива!

От своей матери-ирландки она взяла длинные русые волосы, которые во Франции называют венецианскими за их редкий оттенок, от отца — волевой, упрямый подбородок.

Наследница Салливанов — так местная «Киллмор трибюн» представила ее, не забыв упомянуть о ее предстоящей свадьбе на острове. А факт, что она выходит замуж за эксперта по раскрытию ритуальных убийств, который помог ей когда-то пролить свет на их истоки,[2] добавлял этому событию некую романтическую перчинку.

Для придания весомости репортер не удержался, чтобы не напомнить о предыстории драм, произошедших на Лендсене прошлым летом. Он вспомнил о расследовании, в ходе которого было установлено, что Мари Кермер — не кто иная, как дочь Мэри Салливан, «неизвестной из Молена», утонувшей в мае 1968 года у бретонских берегов в результате кораблекрушения. Произошло это после того, как она родила девочку, которую впоследствии приютила и удочерила семья рыбаков, давших ребенку свою фамилию: Кермер.

Если газета и обошла молчанием тот факт, что среди молодых людей, виновников катастрофы, были братья Мари, то лишь для того, чтобы не вызвать неудовольствия одного из самых значительных рекламодателей — производителей вина и виски Салливанов, — а не из недостатка такта. К чему омрачать возвращение «блудной дочери» неприятными деталями?

Короткий автомобильный сигнал заставил Мари вздрогнуть. Проложив дорогу среди зонтиков, возле нее остановился лимузин семейства Салливанов. На долю секунды я перехватил взгляд ее зеленых глаз, затем она уселась на заднее сиденье.

Пот прошиб меня, заставив сосредоточиться на единственном, что могло меня успокоить, — бракосочетании, назначенном на субботу. Через два дня.

Для меня это самые длинные дни в моей жизни.

Для нее последние.

Через сорок восемь часов эта женщина умрет, позволив тем самым жить мне.

Так захотели огамы.

Владения Салливанов — гектаров тридцать побережья, две трети которых составляли луга, предназначенные для разведения лошадей — этим занималось семейство. Вторым его занятием было производство солодового виски. Винокурню Эндрю Салливан основал еще до войны, и виски быстро завоевало репутацию не только в стране, но и за пределами Ирландии.

После смерти Эндрю в 70-х годах дело перешло к его вдове Луизе, бывшей на двадцать лет моложе супруга. Ее деловой хваткой восхищались. И хотя сейчас бразды правления находились в руках старшего из ее пасынков, Луиза не оставляла пост члена административного совета и считала свои долгом хотя бы раз в день посетить цеха, чтобы поздороваться с каждым из пятидесяти работников.

Мари ужасно боялась первой встречи со своей бабушкой по материнской линии. Она немного расслабилась, ощутив нежное прикосновение Лукаса.

Другой мужчина, сидевший рядом, тоже почувствовал напряженность молодой женщины. Повернув к ней голову, он успокоительно произнес:

— Не очень-то переживай… Моей матери так же не по себе, как и тебе.

— Она вам это сказала?

— Ну вот еще! — весело возразил он. — Однако уже неделю она не перестает донимать работников, беспокоясь, чтобы к субботе все было сделано на высшем уровне. — Он ободряюще улыбнулся Мари. — А ты перестань мне выкать… Я тебе не чужой.

Ей сразу понравился Эдвард Салливан. Он был из тех мужчин, что идут прямо к цели, обходясь без излишнего многословия.

— Я часто спрашивал себя: на кого была бы похожа Мэри, будь она жива. Теперь я знаю.

Именно такими словами Эдвард впервые встретил ее, напомнив о прошлом, которое она всячески пыталась забыть. Много месяцев прошло после трагических событий, повергших в траур Лендсен, и если боль от них приутихла, чувство горя осталось, притулившись где-то внутри, и готово было выскочить наружу, разбуженное не к месту сказанной фразой, о чем-то напоминающим звуком или запахом.

Телефонный звонок раздался накануне Пасхи. Эдвард Салливан сообщил, что будет в Париже в следующий понедельник и хотел бы ее повидать.

Они условились встретиться в небольшой пивной в квартале Сен-Мишель.

Эдвард направился прямо к ней несколько скованной походкой. Он был дородный, с жесткими посеребренными волосами. Низ его лица закрывала темная, с проседью, борода, делавшая черты жестче. Он недоверчиво и взволнованно пожирал ее глазами. Оробев от этого почти гипнотического взгляда, Мари спросила, что он желал бы выпить.