Роберт Янг

ГОЛУБАЯ ПОЧВА

Планетолет вынырнул из пучин Вселенной и тяжело опустился на голубые пески Земли.

Капитан Фримпф отдраил выходной люк. Он ступил в искрящийся солнечный свет земного утра и с наслаждением наполнил легкие кристально чистым, пьянящим воздухом. Вдалеке, подобно осколкам цветного стекла, переливались в солнечных лучах хрустальные руины вымершего города.

Взгляд командора увлажнился. «Земля, — подумал он. — Так вот ты какая — Земля…»

Трое остальных участников исторического полета один за другим вышли из корабля и присоединились к капитану Фримпфу. Некоторое время они ошалело озирались по сторонам.

— Голубая, — наконец выдохнул Бирп.

— И взаправду голубая, — изумился Фардель.

— Ишь ты, голубая, — хмыкнул Пемпф.

— Ну конечно же, голубая, — мягко сказал командор. — Ведь утверждали наши астрономы, что видимая голубизна Земли не может объясняться одними только свойствами ее атмосферы. Какой-то голубой компонент должен был оказаться на самой поверхности планеты. Теперь мы знаем: это почва.

Он опустился на колено и благоговейно зачерпнул пригоршню удивительного порошкообразного вещества — оно просочилось сквозь пальцы, как голубой туман. Командор выпрямился, снял шляпу и так и замер, залитый солнечным светом, с развевающимися на ветру волосами и глазами, устремленными вдаль, — простой марсианин, сумевший с честью пронести через неведомые глубины Вселенной триумф марсианской науки.

Мягкая грусть наполнила сердце командора, и мысли его устремились к родной планете. Он вспоминал ласковое марсианское лето с его ленивыми вечерами, неторопливые беседы за бокалом золотистого лимонада на крылечке бабуси Фримпф…

Командор ощутил чье-то влажное дыхание на затылке.

Он резко обернулся:

— В чем дело, Бирп?

Бирп прочистил горло.

— Прошу прощения, сэр, — хрипло сказал он. — Вам не кажется, что такое событие надо бы… я хочу сказать, сэр, полет был долгим, и у Пемпфа с Фарделем, да и у меня, сэр, здорово пересо… эээ… в общем, нервы у нас совсем никуда, сэр, и мы тут подумали…

Он осекся под холодным взглядом командора.

— Хорошо. Можете открыть ящик вашего мерзкого зелья, но только один, ясно? И еще. Если я обнаружу хотя бы одну бутылку, оскверняющую этот девственный ландшафт, вы у меня все загремите в карцер.

— А куда ж нам их деть, сэр? Если оставить в корабле, увеличится стартовый расход топлива, а его у нас и так маловато.

Командор на мгновение задумался.

— Закопайте их в землю, — сказал он.

…Он отчетливо вообразил лицо своей супруги. Вот она сидит напротив него, слушает и… ест. Да, почему-то именно ест. Собственно, насколько он ее помнил, она ела всегда.

Командор попытался переключиться на что-нибудь более приятное и стал думать о предстоящем возвращении на Марс. Но представилась ему почему-то не ликующая толпа на ракетодроме, а постная физиономия налогового инспектора из Космоупра, безжалостно выдирающего из его премиальных подушный налог, воздушный налог, дровяной налог, травяной налог, а также налоги на первую мировую войну, на вторую мировую войну, на третью мировую войну и на четвертую мировую войну. «С какой стати платить налоги за войны, в которых сражались ваш отец, дед, прадед и прапрадед?» — тоскливо подумал он. И правда, есть с чего запить. Он с завистью покосился на Бирпа, Пемпфа и Фарделя. Им-то плевать на их налоги. Им на все плевать. Скачут себе вокруг груды пустых бутылок, как дикари, и уже состряпали похабную песенку про голубые пески Земли.

Капитан Фримпф прислушался к словам, и уши его сперва порозовели, а потом побагровели.

— Ну хватит, ребята! — оборвал он. — Зарывайте ваши бутылки, жгите ящик — и марш на корабль. Нам завтра предстоит тяжелый денек.

Бирп, Пемпф и Фардель послушно вырыли четыре ряда ямок и засыпали голубой землей могилки своих стеклянных солдатиков. Затем сожгли ящик и, пожелав командору доброй ночи, поплелись на корабль.

Командор долго лежал в темноте своей каюты, размышляя о судьбе землян — о созданной ими благородной цивилизации, которая родилась и умерла, ничего не оставив после себя, кроме горстки хрустальных воспоминаний. Наконец он уснул.

На следующее утро капитан Фримпф подошел к выходному люку, открыл его… и остолбенел. Прямо напротив корабля он увидел двадцать четыре пивных дерева. Это определение автоматически вспыхнуло в его мозгу. Капитан Фримпф никогда раньше не видел пивных деревьев. Собственно, он никогда даже не слышал об их существовании. Но какое более подходящее название можете вы дать крупным древовидным растениям с бутылками янтарной жидкости, свисающими с ветвей, подобно плодам, созревшим для сбора? В молодом саду полным ходом шло веселье. Более того, судя по ряду свеженасыпанных холмиков по краю сада, новые семена были уже посеяны. Все это не укладывалось в голове. Непостижимо было, что даже на Земле могла существовать такая почва, на которой за одну ночь из пустых бутылок выросли бы пивные деревья. Смутная догадка о судьбе, постигшей землян, забрезжила в его мозгу.

К командору нетвердой походкой приближался Пемпф, держа в обеих руках по початой бутылке.

— Глотните, кэп, — заплетающимся языком сказал он. — Вы в жизни ничего подобного не пробовали, чтоб мне лопнуть.

Командор уничижительным взглядом поставил его на место.

— Я офицер, Пемпф, — процедил он сквозь зубы. — Офицеры не пьют пива.

— 3-з-запамятовал, сэр, виноват.

— Виноват?! Это не то слово, Пемпф! Кто дал право вам и вашим дружкам есть, э-э-э… точнее, пить нестерилизованные земные плоды? Слушайте, Пемпф, вы, как химик экспедиции, обязаны были в первую очередь взять пробу почвы. Неужели вы лишены элементарной любознательности?

— В этом нет никакого смысла, сэр. Почва, в которую с вечера втыкаешь пустую пивную бутылку, а утром получаешь такое вот деревце, наверняка продукт науки, которая на миллионы лет обошла нашу. Сдается мне, кэп, что солнечный свет, отражаясь от поверхности Луны, достигает Земли и усиливает способность почвы воспроизводить все, что в нее посеяно.

Командор вздрогнул:

— Вы говорите, все?

— А как же, сэр? Мы посеяли пустые пивные бутылки и получили пивные деревья. Разве не так?

— Гм, — задумчиво произнес командор. Он резко повернулся и зашагал к кораблю. Весь этот день он провел в своей каюте, погруженный в раздумья. Когда село солнце, командор покинул корабль и под покровом надвигающейся ночи закопал все свои деньги, которые хранились в хвостовом отсеке. Сперва он пожалел, что не привез их побольше, но потом рассудил, что это не имеет принципиального значения — ведь как только деревья дадут первые плоды, в его руках окажется необходимый семенной фонд.

Но на следующее утро, когда капитан Фримпф выбрался из корабля и поспешно направился к своему экспериментальному огороду, он не обнаружил там ничего, кроме