Элизабет Бир

ОРМ ПРЕКРАСНЫЙ

Орм Прекрасный пел во сне, пел для своих братьев и сестер, как поет само для себя море. Он не мог умереть. Но и жить так дальше тоже не мог.

Он спал на ложе из драгоценных камней и, услышав песнь своих предков, подумал, что ему все равно. Люди приближались; Орм Прекрасный чувствовал это нутром. Он подумал, что не будет сражаться с ними. Он решил просто запечатать гору — пусть они царапаются к нему снаружи как могут.

Он умрет здесь, в пещере-матери, и останется с Гармонией. Некому было наследовать ему, некому было занять место стража, а Орм Прекрасный был стар.

Поскольку он был последним стражем пещеры-матери, сокровищница его достигала гигантских размеров и переливалась всеми цветами радуги. Здесь были нефрит и лазурит — наследие Орма Изящного и Орма Блестящего, — и хризопразы, и бирюза, и полудрагоценный полевой шпат. Здесь было три потрескавшихся куска аметистовой трубки, массивные, как ствол дерева, и Орм Прекрасный старался не дышать на них огнем: от жара камни могли пожелтеть или стать серыми.

Ближе всего к нему покоилась груда бериллов — зеленых, как изумруды, зеленых, как яд, зеленых, как трава, — это были бренные останки его сестры, Орм Ослепительной. А за ней виднелось то, что осталось от ее супруга, Орма Великолепного, — угольно-черный лабрадор с серебристым и зеленым отливом. Песнь Великолепного, когда он умирал, была прекрасной и звучной, что было странно, если вспомнить, что перед превращением он сделался старой, едва ползающей громоздкой тушей.

Орм Прекрасный вытянул свою длинную шею среди великолепных останков родичей и задремал под их песни. Скоро он присоединится к ним, возвратится в мир согласия, где все они связаны множеством нитей. Сейчас их освещало только сияние, исходившее от него. Только его глаза помнили их блеск. И он тоже скоро потеряет способность светиться, и в пещере-матери воцарится тьма, и здесь будет звучать их музыка.

Он был светлым, самым светлым из своих родичей, бело-голубым, как снятое молоко, и таким же полупрозрачным. Однако, когда он выползал на свет, его чешуи переливались всеми цветами радуги — зеленым, синим и ярко-красным, таким ярким, что фигура его долго потом стояла перед глазами у человека.

Он давно уже не выползал на свет. Возможно, следует завалить пещеру сейчас, чтобы быть готовым заранее.

Да.

Покончив с этим, он улегся среди своих сокровищ, среди своих возлюбленных родичей, под горой, и думал свои драконьи мысли.

Но когда люди пришли, это оказались не шпионы-одиночки, а целые батальоны с собственными драконами. С железными драконами — желтыми металлическими чудовищами, которые скрипели и шипели, вгрызаясь в скалу. Кроме драконов, у них был огонь, которым они стреляли.

Послышался глухой удар, все задрожало, со сводов пещеры посыпалась пыль. Холодный зимний воздух, проникший в отверстие, разбудил Орма Прекрасного и оторвал его от полного песен сна.

Он поморгал светящимися глазами, поднял голову от окаменевшего поющего бока Орма Проницательного. Он услышал хруст камня, похожий на хруст измельчаемых костей, и наклонил голову, направив вперед уши и усики.

Песнь Гармонии наполнилась изумлением и тревогой.

Это случалось с другими. Их убивали, ловили, брали в плен. Разламывали на куски и уносили, и их воспоминания и сны исчезали навеки, их песни расчленяли на крошечные фрагменты, которыми украшали запястья, шею, корону. Но тем людям всегда можно было преградить дорогу каменной стеной.

А теперь они пришли сюда, в пещеру-мать, и не отступили, увидев ее запечатанной.

Так не пойдет. Люди напугали их всех.

Орм Прекрасный вылетел из горы, объятый бело-желтым пламенем. Желтый стальной дракон оказался едва ли крупнее его. Он загородил выход из туннеля; его лапа, усаженная зубьями, сгребала и пересыпала раскрошенный камень. Орм Прекрасный нанес ему удар лапой, выпустив когти, и, когда пролом в стене матери-пещеры освободился, он широко расправил крылья.

Холод пронизал его до костей, проник сквозь чешую. Из раздувающихся ноздрей не вырывалось пламя, и пар от его дыхания кружился в воздухе и превращался в иней. На склоне горы лежал снег, почерневший, грязный и изрытый ямами. Белые крылья Орма сверкали в лучах солнца, рождавших алые искорки. Хрупкая сталь завизжала и подалась под его когтями.

В клетке внутри механического дракона сидел человек. Он загорелся и начал издавать ужасные, немелодичные звуки. Орм Прекрасный схватил его и съел быстро, из жалости, дернув головой, как аист, поймавший лягушку.

Горло его расширилось, сжалось, разгладилось, сократилось. У него не было времени есть их хитроумную машину, к тому же огонь не мог повредить металл. Орм Прекрасный когтями разорвал железного дракона пополам и, протиснувшись между обломками, взмыл вверх.

Другие люди с воплями бросились бежать. У них были могучие машины, но железо не могло причинить ему вреда. Ни их пули, ни бур второго дракона с головкой, похожей на молот, не остановили его. Он погнался за ними, хватал их когтями и пожирал тех, кто разбился о скалы, вылетев из машин.

Потом полетел за оставшимися в живых и убил тех, кого смог догнать.

Когда он приполз обратно по туннелю к своим родичам, они пели все вместе, и песнь их была полна тревоги. Он присоединился к их песне, сплетению множества напевов, мелодия его слилась с их мелодиями. Орм Прекрасный был стар; ноты, которые он вносил в песнь, были насыщенными, сложными, легкими и нежными.

«Они придут снова», — сказала Орм Ослепительная.

«Они нашли пещеру-мать, и у них есть машины, с помощью которых они откопают нас, как барсука, спрятавшегося в своей норе», — пел Орм Ужасный — колонна черного с сиреневым нефрита.

«Здесь больше не безопасно, — пел Орм Блестящий. — Мы будем рассеяны, от нас ничего не останется. Песнь кончится, кончится».

Он пропел строку, которая заставила их смолкнуть. Гармония угасла, как костер, который задул ветер, и на миг Орму Прекрасному показалось, что тишина сдавила ему горло, словно проволока. Тишину нарушил нестройный хор, шум все усиливался, походя на звуки настраивающегося перед выступлением оркестра. — Гармония была испугана, члены ее спорили между собой.

Но Орм Утонченная повысила голос, и все прислушались к ней. Она много прожила на свете и давно умерла, и мудрость ее песен превосходила мудрость всех живущих и мертвых. «Пусть решает страж».

Кто-то согласился, затем еще кто-то, и голос за голосом присоединялись к хору.

Тогда Орм Прекрасный сел на задние лапы, помахивая хвостом; брюхо у него болело, но он