POLARIS

ПУТЕШЕСТВИЯ . ПРИКЛЮЧЕНИЯ . ФАНТАСТИКА

CXLV (145)

Дмитрий СИГОВ

ПУТЕШЕСТВИЕ В СОЛНЦЕ И НА ПЛАНЕТУ МЕРКУРИЙ

И ВО ВСЕ ВИДИМЫЕ И НЕВИДИМЫЕ МИРЫ

ПУТЕШЕСТВИЕ В СОЛНЦЕ И НА ПЛАНЕТУ МЕРКУРИЙ

О Боже Всемогущий!

Дай крылья Серафима

Смертному, — к Тебе безсмертному лететь!…

Мыслящая душа есть сфера, в которой волнуются страсти смертнаго. Она есть тот обширнейший и совершеннейший хаос, родившийся от одного могущественнаго слова: «да будет!….» Она есть все, когда управляешь смертным, вся жизнь человека, все совершенство его на земле — есть дух, происходящей от души…. Человек не может видеть души, но он познает ее внутренним чувством, как идеал, не имеющий никакого вещественнаго состава, никакой наружной формы. Все вещественное и невещественное, все видимое и невидимое подчинено сему идеалу — душе. И так душа есть то высокое и совершеннейшее существо для человека, которое состоит из жизни, чувства и мысли.

Первую степень душевнаго совершенства составляют жизнь и чувство; а вторую и высочайшую — мысль, развивающаяся в воображении и созревающая в разсудке.

Как искра от кремня производит огненное пламя, так искра мысли, зароненная в воображение, освещает и делает доступным для смертнаго тот невещественный идеальный мир, в котором уготовано Всемогущим высокое и совершеннейшее и вечное блаженство для души, коей и главная цель земнаго существования есть получить сие блаженнейшее безконечное бытие.

И так воображение в душевной сфере есть ничто иное, как главнейший орган ея земнаго существования. С помощию сего воображения, человеку, одаренному великими душевными качествами, открыто все в видимом и невидимом, вещественном и невещественном, настоящем и будущем мирах.

Добрые и почтенные мои читатели! Любезныя и милыя мои читательницы! Извините меня, что я так слишком много зафилософствовался своими романтическими мыслями, и, подобно воображению, унесся в сферу фантазическаго мира!… Да и все мое путешествие должно быть ничто иное, как романтическая мечта, как фантазическая мысль, унесенная на легких крыльях воображения в хаос невидимаго мира!…. И так покорнейше прошу слушать!… Но позвольте еще сказать: все, что мною не напишется здесь, будет собственное мое, без всяких похищений у Шеллингов и Штуцманов, которые и то уже общипаны и обкрадены некоею братиею, сделавшеюся чрез-то смешными эстетиками, фил…. и проч. Я оставляю в покое эту братию вопиять в пустынях Русской Литературы; о том, что будто бы мыслящая душа может быть больна (смот. Молву № 22, за 1832 год)! Оставляю в покое и тех новых Философов Руских, по словам которых: всякое бытие составляется из посторонних стихий; стихии составляют жизнь, а жизнь составляется из самобытнаго развития! (Смотр. Телескоп № 2, за 1832 год, стр. 172 и 173—). То есть, другими словами: нелепость составляет нелепости, и дурачество раждает дурачества! Но от чего ж происходят нелепости и дурачества? Разумеется от глупости мыслящей души!….

Извините, почтеннейшие читатели и читательницы! опять заговорился! Ей, ей! ведь наша милая Литература такая прелесть, что ее нельзя подробно описать ни в каком сатирическом романе, ни в какой смешной Комедии[1], ибо нелепостей в ней обретается столько, что надобно на подробное скопирование их несколько сот годов времени, на просмотрение — несколько сот Ценсоров, а на напечатание несколько тысяч типографий! О читателях же и покупателях ни слова: их найдутся миллионы!…..

И так еще сию минуту начинаю свое знаменитейшее путешествие! Оно начнется с перваго слова, после последней точки, поставленной у сего словца.

Пять часов утра, по Нортоновым карманным часам, сделанным в Лондоне, починенным в Париже, поверенным в Москве, а заплаченным за их вещественный состав и невещественное достоинство сто гиней, что составит на Русския или Российския деньги слишком две тысячи пятьсот рублей!…. Должны быть эти часы верныя!… И так я встал, как выше сказал — в пять часов утра. Солнце уже очень высоко поднялось на синеватый горизонт, который мы именуем небом, стихиею всех благ для земли!…. Лишь только я встал, умылся и оделся, как в туж минуту вошел ко мне друг мой Крылышкин. При первом шаге его вступления в мой кабинет я услышал из его пламенных всеглаголемых уст: «Поздравляю тебя перваго друга с первым днем перваго года, после небывалаго, всеми ожидаемаго, светопреставления, от котораго думали, что разрушится не только земный шар, но и Лунный и Солнечный и все видимые и невидимые, а они, к счастию нашему, остаются целым-целехоньки!».. После такого длинаго поздравления, которое, как надобно догадываться по смыслу, произнесено было экскпромтом, я невольным образом зевнул и молча показал стул моему другу. Он уселся преспокойно, а я, дабы не дать его безмысленной фантазии большаго развития в хаосе пустословия, начал с ним следующий разговор:

— Знаете ли, мой друг, что я сию минуту еду путешествовать!

— «Куда?»

— В Солнце! и на планету Меркурий.

«В Солнце! Что вы хотите этим выразить?»

— А именно то, что я еду в Солнце, дабы осмотреть все видимые и невидимые, знаемые и незнаемые миры, планеты, кометы и прочее, и прочее, и прочее.

При последних моих словах, друг мой встал с места и что-то тихо произнес; потом обратясь ко мне сказал:

— «Прощайте-с!… Я-с…»

При выходе его за двери я услышал, что он произнес громко: «Он совершенно сошел с ума!… а как жаль: он был первым моим другом!» Вот что значил его скорый уход! вскричал я с удовольствием и с удивлением. Он меня