Сергей Тарасов

Мансийская лайка по имени Тайга

В детстве, когда я жил с родителями в частном доме, у меня было две собаки. Первую звали Пушок. Это был довольно большой пес, светло- бежевого окраса, помесь лайки и дворняжки. Очень умный и дружелюбный. Когда приятели делали вид, что нападают на меня, он рычал на них, и старался оттащить их от меня. Но прожил он у нас немного — в то время по нашему поселку ходили бригады и отлавливали собак на улицах. Пушок попал такой бригаде, и больше я его не видел. Моему горю не было конца. Я даже поплакал немного от неожиданной утраты своего верного друга.

Спустя некоторое время родители подарили мне другую собаку. Это была русская гончая, без родословной и документов. У нее были такие смешные, длинные и мягкие уши, которые свисали на щеки, и сильные ноги — для того, чтобы гоняться за зайцами. В лесу, когда я собирал грибы, или катался на лыжах, любимым развлечением у нее было найти и догнать зайца. Прибегала она ко мне потом усталая, но очень довольная. К моему большому горю она умерла через год от болезни, и я жил дальше без четвероногого друга.

Дед, который жил вместе с бабушкой, завел себе Тузика. Это был очень мирный и спокойный пес. Ходил с дедом и со мной за грибами, сторожил дом зимой и летом. Как-то раз мы с ровесниками поехали на Чертово городище, и я решил его взять с собою. Тузик был не против, дед тоже. Когда мы вдоволь налазились по скалам, решили подкрепиться какими-то рыбными консервами, сунули банку в костер, чтобы ее разогреть. Она была неоткрыта, эта банка, и когда она взорвалась в костре, это так напугало Тузика, что он убежал. Мы долго искали, кричали Тузика, но он пропал. Деду я сказал, что Тузик потерялся в лесу.

Когда я стал работать на каникулах в бригаде у геофизиков, один из рабочих был манси. Он устроился в бригаду, чтобы дотянуть до зимы, а так он был охотником. Я все мечтал о лайке, и стеснялся попросить этого рабочего, чтобы он мне помог достать щенка. Устроил все Володя, мой товарищ по институту, с которым мы учились в одной группе. Он договорился с этим манси, и когда выдался день, когда не работали в лесу, я с двумя манси отправились за щенком. Вышли из нашего лагеря после обеда, и нам надо было вернуться утром, чтобы выйти на работу.

Я не знал, куда идти, положился полностью на местных жителей — манси. Мы шли куда-то по лесовозной, потом лесной заброшенной дороге, которая в конце сменилась тропинкой. В конце ее стоял небольшой деревянный домик из желтых бревен, очень симпатичный снаружи, и уютный внутри. Мебели было мало — в одной комнате стоял стол, пара табуреток, и полки с посудой на одной из стен. Еще стояла буржуйка.

Там мы попили чаю, посидели и покурили. Потом, когда уходили, я обошел эту свежесрубленную избушку, и заметил маленькое окошко. Заглянул в него и увидел широкие, подбитые мехом лыжи. Рядом с ними, в сетке на гвоздике, находились куски лосиной шкуры. Я зашел обратно в избушку, открыл дверь в кладовку, и стал разглядывать куски меха. Все они были для изготовления лыж. Один из маленьких кусков я достал, и стал его рассматривать. Он мне был нужен — для ножен охотничьего ножа. Спросил у манси, можно ли мне этот кусок забрать. Получив утвердительный ответ, засунул его в свой рюкзак, и мы двинулись дальше. Из этого куска я потом сделал отличные ножны, которые мне служат до сих пор.

До большой и заброшенной деревни мы добрались уже под вечер. Все дома были белого цвета — побелены известкой, и издали деревня смотрелась очень живописно, но подойдя ближе, становилось понятно, что все дома давно заброшены. Рабочие сказали, что в деревне сейчас живет лишь одна семья манси. Ее в той вечер не было. Один из манси подошел к большому дому, и выгнал из-под крыльца кучу маленьких щенков. Догнал самого бойкого из них, поймал, и протянул его мне. Больше мы в той деревне не стали задерживаться, и пошли в обратный путь.

На улице уже стало совсем темно. Я засунул щенка в рюкзак и поспешил за манси, чтобы видно было, куда идти. Они, по-видимому, хорошо знали дорогу, потому что шли без фонарика, но уверенно. Часа через два мы вышли на широкую, разбитую дорогу, по которой иногда проезжали мощные грузовики с лесом. При виде этих машин манси уходили подальше от дороги — как они потом объяснили, можно было попасть под хлыст — тонкий ствол дерева, который находился среди спиленных деревьев.

Так мы шли всю ночь. Я иногда отключался, на минуту, две, но не отставал. Ноги стали уже гудеть от ходьбы, и я шел, как автомат, или робот. Потом мне манси сказали, что не верили, что я выдержу такой долгий переход. Уже утром, часа в семь мы подошли к нашим палаткам.

Рабочие пошли досыпать, а так как я в этот день был дежурным, то мне пришлось разжигать костер и варить завтрак и обед. Ноги у меня гудели от долгой ходьбы, но деваться было некуда. Я разбудил Володю, отдал ему на попечение щенка, который спал в рюкзаке, и принялся за дело. Когда все сварил, все уже проснулись и потянулись к костру за чаем. Была осень, печки еще в палатках не топились. Все спали в теплых ватных спальных мешках, и, выходя из палаток в утренний туман, ежились, и сразу садились к костру.

Рабочий день прошел незаметно. Мы доделали последние профили на участке, и стали собирать лагерь. На следующий день приехал ГАЗ-66 с оранжевой будкой, и мы на нем уехали в поселок.

Переночевали в общежитии, потому уволились и получили расчет. За три недели работы мы получили по двести рублей. Местные рабочие сказали, что это мало — обычно у них получается в два раза больше. Но нас с Володей устроила зарплата. В магазине я купил литр водки и отдал манси за щенка лайки, и еще бутылку мы распили на прощанье с рабочими. И поехали на поезде домой.

Пока ехали, откуда-то взялась гитара, и мы с Володей устроили в тамбуре концерт. Нас, пассажиров, в тамбуре собралось человек шесть.