* * *

Натюрморт со стрекозой, 1998. Бумага, тушь

* * *

Воздух пропитался влагой как плотная акварельная бумага. Тепло и пасмурно.

– Как сюрреалистично, – сказала Дама и поправила пенсне на большом красивом носу, вдыхая поглотившую все сырость.

Она сидела в удобном соломенном кресле. Раскинувшиеся перед нею пастельно-рыжие волны песка встречались на горизонте с небесным пространством.

– Вы заводили сегодня педикулер, господин Пинкертон?. – обратилась она к индейцу, прислонившемуся к широкому безлистому дереву. Пинкентор поправил фрак на голой груди, снял цилиндр и достал оттуда трубку. Потом он неспешно утрамбовал лохматый табак и принялся пускать клубы дыма, душистого и сизого.

– Вот уже не теперь, опять уже не теперь, снова уже не теперь, – грустно вздохнул молодой человек в колпаке с бубенчиками, раскачивая качели.

– Дружок, съешьте лучше курасан, – протянула Дама, отхлебывая кофе из тонкой фарфоровой чашки.

На горизонте показалась фигура, она быстро приближалась, крутя педали велосипеда на трех огромных колесах. Вскоре с агрегата слез мужчина средних лет с элегантной щетиной, ароматный, в клетчатом костюме, обтягивающем его плотное тельце. Он, переводя дыхание, присел в кресло с противоположной стороны стола, уставленного кофейными приборами.

– Ну что, поймали? – вяло поинтересовался молодой человек в колпаке.

– А-а, сачок никуда не годится, – отозвался мужчина в костюме.

– Не хотите ли курасан, мсье Кочубей, – оживилась Дама. – Вы бы посмотрели, какой у нас теперь фурункулер! Сам господин Пиркентор заводит его каждое утро.

– Да, фурникулер ничего себе, – похвалил ароматный мсье.

– И вот еще не теперь, и сейчас еще не теперь, опять еще не теперь, – раскачивался молодой человек на качелях.

– Однако в Сфакионе я видывал и по-фурникулернее, – крякнул мсье Кочубей.

– Ах, Сфакион, город-герой Сфакион, – томно закатила глаза Дама, и ее воздушный шарф взвился в небо.

– Впрочем, не пора ли нам начинать, господин Пинкентон? – торжественно добавила она.

Индеец важно вынул трубку изо рта и медленно поместил ее в снятый цилиндр. Затем аккуратно водрузил цилиндр себе на голову и поднялся на ноги, расправляя фалды фрака. Медленно он прошествовал мимо сидящих за столиком в направлении огромного стеклянного сосуда, расположенного неподалеку. Сосуд состоял из двух продолговатых емкостей, соединенных тонкой перемычкой, и напоминал большие песочные часы. Пиркентор забрался на приставленную к часам лестницу и открыл крышку верхнего сосуда. Тем временем молодой человек уже набирал в небольшое ведро песок, в изобилии заполонявший пространство вокруг. Пинкентон чинно принял ведро и перевернул его над колбой. Песок заполнил верхний сосуд и заструился через перемычку во второй. Молодой человек, водрузив на переносицу прибор, похожий на бинокль, разглядывал, как просыпается песок через перемычку, и что-то фиксировал в записной книжке.

– Точка номер 156347829, теперь… теперь точка номер 156347830, точка номер… – бормотал он.

Дама удовлетворенно посматривала на Кочубея. Вскоре весь песок пересыпался из верхней колбы в нижнюю, и Пиркентон перевернул сосуд вверх дном, предварительно закрыв его крышкой. Молодой человек продолжал делать пометки в блокноте.

– Когда высыпаете песок? – деловито осведомился мсье Кочубей.

– На закате. Традиции соблюдаем, – заверила его Дама.

– А когда же перпендикулерный механизм запускаете? – не унимался Кочубей.

– Всему свое время, любезный, – слегка раздражилась Дама. – Однако уже можно и запускать, – немного подумав, сказала она.

Поднявшись из кресла, она гордо понесла свою долговязую фигуру вдоль длинного металлического троса, закрепленного между деревом и специальной подставкой. Дама дошла до дерева, открыла дверцу выдолбленного в нем дупла и начала извлекать оттуда часы различных форм и размеров. Сначала она достала большой будильник с гладкой металлической пипкой наверху и подвесила его на трос. Затем привела трос в движение, слегка повернув колесо на дереве. Следующим экземпляром были крупные наручные часы, с которыми Дама поступила так же, как и с будильником, то есть подвесила их на трос. За ними последовали часы с кукушкой, несколько будильников: квадратных, круглых, овальных; наручные часы, настенные, электронные, без циферблата, прозрачные, швейцарские и какие-то еще. Трос перемещался все тяжелее, растягивая всю коллекцию на несколько метров. Кочубей рассматривал каждый часовой механизм, прищуриваясь и почесывая бороду.

– А поставки проходят регулярно? – все любопытствовал он.

– Не жалуемся, – ответствовала Дама.

Когда развеска была окончена, она крикнула:

– Молодой человек, все готово.

Юноша в колпаке записал последнюю цифру в своей книжке и энергично приблизился к развешанным на тросе часам. Он поправил на носу свой оптический прибор и принялся подводить стрелки поочередно на всех часах, сверяясь с какой-то таблицей.

– Господин Пиркентор, сделайте перерыв, – прокричала Дама, направляясь к столику. Индеец хладнокровно продолжал пересыпать песок. Дама устало опустилась в кресло.

– Ну что же, недурно, недурно, – подсел к ней мсье Кочубей. Прихлебывая кофе, он откинулся на спинку:

– А вообще хорошо тут у вас, покойно. А знаете, откуда прислали молодого? – прикрыв рукой рот, процедил он.

– Не имею понятия. Нам уж кого пришлют, с тем и работаем, – вполголоса ответила Дама, перегнувшись через стол.

Спустя некоторое время Кочубей поднялся и громко объявил:

– Пора. Разрешите покинуть вашу теплую компанию. Тороплюсь. По дороге непременно нужно заскочить в Епископи, там, говорят, новую точку открыли.

– До встречи, мсье Кочубей, – нежно пропела Дама.

Ароматный мужчина раскланялся и шагнул в большую деревянную дверь с облупившейся краской на косяках, одиноко, безо всякого помещения, торчавшую посредине пустыни. Однако с другой стороны он не появился.

– Ушел, уехал, растворился, – зевнула Дама.

Она встала, потянулась, взяла прислоненный к креслу сачок и грациозно взобралась на трехколесный велосипед. Махнув рукой Индейцу, она закрутила педали и черной точкой замаячила на горизонте.

* * *

– Господин Пиркентон, не пора ли начинать? – продекламировала Дама, отставив чашку кофе, и поправила пенсне на большом красивом носу.