Уровень доступа: ограниченный (платиново-черный)

Запись от 31 декабря 95 года, без публичного доступа.

За исходными данными обратитесь, пожалуйста, в архив, 12 — А11Б.

Рекордер Эмпра Маккарти сидела на трибуне амфитеатра Флавиев. Круглый как шар живот выпирал вперед, натягивая столу цвета индиго. Вокруг буйствовал Колизей, хотя в те дни он еще так не назывался. Почти пятьдесят тысяч душ собрались здесь, чтобы насладиться кровавым зрелищем. Чашу амфитеатра заполняли люди в одеждах землистого цвета, грызущие соленый горох и закусывающие ломтями хлеба. Все кричали что-то на латинском уличном жаргоне и спешили объявить ставки на предстоящие схватки. Внизу на арене уже появились гладиаторы. Они проходили через Порта санавивария.[2]

Утренний воздух был насыщен пряными запахами пота и крови, и толпа, казалось, пьянела от них. Как обрыгавшийся пьяница, она ревела и требовала еще. Крови! Крови! Крови!

Перед императорской ложей замерли два гладиатора. Они поклонились императору Домициану, и каждый поднял свое оружие вверх для всеобщего обозрения. Оба выглядели как люди, готовые к смерти.

И ради чего?

Крови! Крови! Крови!

Эмпра старалась подмечать все. В конце концов, в этом и заключалась ее работа, для этого она и присутствовала здесь, не в своем времени. Девушка изо всех сил пыталась не обращать внимания на ноющие боли внизу живота, на дрожь в коленях, на страхи и дурные предчувствия, терзавшие ее сердце.

Как правило, оказавшись в гуще живой истории, она вспоминала своего прадедушку Берграма Маккарти, профессора истории в Оксфорде. Он всю жизнь провел в окружении твидовых пиджаков, табачных трубок и книг в бумажной обложке. Принес клятву на верность минувшему и служил ему с необыкновенным усердием. Человечество рождено, чтобы нести эту ношу, любил повторять прадедушка. Корни выбрали не мы. Они выбрали нас.

У прадеда напрочь отсутствовало чувство времени. Ему следовало родиться на четыре века раньше или умереть двумя годами позже. Как раз за пару лет до его смерти люди уверенно овладели технологией путешествий во времени. Эмпра частенько гадала, каково было бы явиться в затянутый паутиной кабинет в Оксфорде, показать прадедушке МВЦ «Аб этерно» и взять его в путешествие по времени. Но такого рода вещи регулировались строгими правилами. Путешественники во времени обязаны только наблюдать и не вмешиваться. Взаимодействие с людьми из прошлого опасно и должно сводиться к минимуму во избежание изменений в ходе истории.

Некоторые не слишком заботятся о соблюдении всех этих правил, напомнил Эмпре ее раздувшийся живот.

Так что Берграм Маккарти застрял в одном времени и был обречен на пыльный кабинет и тихую смерть. Но любовь к истории, которую он заронил в душу правнучки, прижилась и пустила корни. Эмпра жить не могла без прошлого, без мира, свободного от технологий. Реальность без постоянной навязчивой рекламы, поступающей через роговичные импланты, без пищевых кубиков, подозрительно одинаковых на вкус, какое бы блюдо ты ни заказывала.

Поэтому она работала не покладая рук, чтобы к восемнадцати годам стать лицензированной путешественницей во времени и вступить в Корпус, поэтому отправилась в годичную наблюдательную экспедицию в Древний Рим. Эмпра путешествовала, наблюдала, записывала. Голубое небо, зеленая листва, настоящая еда. Она жила ради этого. И ради любви… хотя девушка не знала, что ищет ее, пока не нашла. Пока он не нашел Эмпру.

Любовь и привела ее ко всему этому. К выпирающему животу. К месту на трибуне амфитеатра, жаждущего крови. К гладиатору, замершему в центре арены. Интересно, пытается ли Гай рассмотреть ее в кричащей толпе, желающей ему смерти. Она уже попрощалась с ним, сообщила, что вместе они никогда быть не смогут. И каждое мгновение той, последней, встречи она рвала свое сердце, по кусочкам выбрасывая из груди любовь и радость. Эмпра знала, что никогда не забудет его омрачившееся вдруг и без того унылое лицо, обещание жить ради нее и ребенка, беззащитное «почему?», исполненное такого отчаяния, что в какой-то момент она едва не рассказала Гаю всю правду.

Сказать, что их любовь родилась под несчастливой звездой, не сказать ничего. Эмпра влюбилась в него без памяти, всем сердцем, но будущего у них не было и не могло быть, даже если бы он выжил. Потому что на самом деле он давно умер. В один из дней за тысячи лет до того, как родители произвели Эмпру на свет.

Она чувствовала, что этот день наступит сегодня, хотя знать наверняка не могла. Еще раньше Эмпра обшарила базы данных по истории, используя ключевые слова Гай, гладиаторские бои, 95 год, но результаты оказались неутешительными — просто информационная пустота. Пробелы в истории ждали, когда она сама их заполнит.

Прикинуть шансы было нетрудно. Гай имел репутацию хорошего бойца. В гладиаторской школе Эмпра видела, как он тренировался в качестве ретиария, опутывал соперников сетью и наносил удары учебным трезубцем. Но сегодня ему предстояла схватка с гладиатором, имевшим славу одного из лучших в империи. Секутор вышел на арену с устрашающего вида мечом и пятнадцатью победами за плечами.

Эмпра не выносила сцен насилия, но и оставаться в неведении не могла. Погибнет ли Гай сегодня? Прольет ли кровь на арену, вызвав радостные крики толпы? Или переживет этот бой? Гая давно похоронили. Его смерть не имела значения для хода истории, но Эмпра знала: если не увидит схватку и не узнает, закончилось или продлилось прошедшее будущее Гая, то будет мучиться всю жизнь.

Вот почему после девяти месяцев и одного дня беременности она сидела в сердце варварского Рима вместо того, чтобы нежиться в одной из больниц Центрального, отвлекаясь от пугающих мыслей о предстоящих родах с помощью мультимедийной системы развлечения.

Прошлым вечером Берг, историк с ее корабля, предупредил Эмпру:

— Ты тянешь время. Корпусу такая задержка не понравится.

— Всего на один день. — Если бы не тон, слова Эмпры можно было бы принять за оправдание. Но говорила она с той уверенностью, которая и позволила ей занять свой пост в Корпусе. — Он необходим нам, чтобы завершить годичную программу наблюдения. Кроме того, завтрашний бой… он важен.

Эмпра никогда и никому не рассказывала про Гая. Даже тот первый разговор с ним, проводившийся без записи, который она устраивала с целью побольше узнать о жизни гладиаторов, являлся грубым нарушением протокола. А то, что последовало за ним, было вообще непростительно. Эмпра знала, что если хоть что-нибудь всплывет наружу, ее навсегда лишат лицензии. И она застрянет в своем времени, как прадедушка Берграм.