Егор Лошкарев

Мертвый ликорис

первый/единственный

Моя горячая кровь падает в воду,

Чертя на ней алые розы.

Мне не больно – я смотрю в твои глаза,

Ощущая тепло внутри живота.

Пульсирует сердце – в нем что то лишнее,

Но почему-то в душе почему-то затишье,

Слова сами идут из горла, топя мой голос -

Карамель течет с краев губ струйкой толщиной в волос.

И что теперь делать не знают руки -

Они ещё не держали тепла тела,

И эти все плавные нестройные строки

Идут карамелью очень несмело.

ты/я

и размышляя о тебе

я все могу сказать себе

но не тебе

и как так жить

зачем так странно?

злость/пес

Я просто большая псина,

Верность которой стоит копейки.

Я все стерплю – не жалейте,

Но если решили бросить – убейте.

надежда/смирение

Ничего помноженное на ноль.

Один лишь контроль.

Но и тот – в голове.

Ворох всего…

Беспорядок.

И кухня…

Бегу от себя

Без оглядок.

Голая ты.

Стена ледяная.

Вопросы. И счастье?

Где счастье?

Гнилье…

Внутри – ничего.

Пустота.

И белье…

Голое дерево

Где же одежда?!

Ты не со мной.

Пропала надежда.

шепот

Шепот приказывает кричать,

Но рвать горло я не хочу,

Голос – мой инструмент.

А инструменты я сохраню.

Связки – стальные струны,

Звонко звенят над ухом,

И на пустых трибунах,

Свистом встречают шумных.

Свистом встречали буйных,

Свистом встречали умных,

Свист провожал безумных,

Порой разительно юных.

Шепот сказал мне: «Действуй!».

Реальность ударила жизнью.

Но когда мир мой со мною,

Не отпоют по мне тризну.

городу

красота высот выколет в глаз мой

горизонт впереди тяжел как капля

серые тучи скомканы лапой

ударят в затылок как расстроенный папа

на глазах навернутся виноградные грозди

мысли мои как соленые розги

серый город капает ртутью

вдохнув пары да в путь и

что-то малое телом укутав

беру себя в руки и их же запутав

клубочек кладу на пол весь в металле

пропав в огромном лабиринте-квартале

история одного человека

Тяжёлая голова коснулась подушки,

Работа сегодня особенно скучной

была – мало клиентов,

И все дохрена интеллигенты,

Ни одного козла.

Опустив саквояж черного хрома,

Налил на три пальца в стаканы я рома

И, выдохнув, осушил.

И тут же подобная близкому грому,

В желудке разверзлась горячая бомба.

Эх, хорошо завершил!

Скинув пальто, бросив перчатки,

Снял я с пальца золотую печатку,

И в чехол положил.

Сбросив сонливости подлой зачатки,

Ругнул я соседей, что снова кричат и

Затекшую шею размял.

***

Тем временем дверь тихонько открыли,

С лёгким щелчком замочек взломав.

Шажочками мягкими, поступью кошки

В квартиру помятую тенью попав.

Хозяин ее под покрывалом,

Смотрел чередной дерьмовый сериал.

Гости немые обыскали квартиру,

Найдя человека, который не спал.

Переглянувшись, самый высокий

Из складок одежды верёвку достал.

Вдвоем обойдя сонное ложе,

Высокий в начале кровати привстал…

***

"говорят нашли убитым"

"да ты что, нашли управу"

"скольких он спустил в канаву"

Наконец пришло то время,

С города то сняли бремя.

связи

Под мерный стук сотен сердец,

Под плавный взмах сотен серпов,

Идёт по полю хмурый жнец,

Ладонью складывая сноп.

Его рука сильна, груба,

В глазах нет прежней остроты.

Доля очень его проста -

Как свист хозяйского хлыста.

Под мерный звонкий стук колес

Тяжёлый молот бьёт в металл.

От жара веки полны слез,

И брызжет искрами удар.

Силен и толст от мышц кузнец,

Лицо от копоти черно.

Но розу тонкую сковали

Стальные молотки его.

Широким взмахом горизонт

Наметил на холсте скребок.

Пятном рождаемый пейзаж

Не сотворил бы и сам Бог.

Со скрипом маслом разводя

и пальцем правя лепестки,

Одной рукой он рисовал -

другой перебирал листки.

И его грубые мазки

Мозолистой, грубой руки

Были прекрасны как пейзаж -

Как горизонт просты.

бельма

Выследили по камерам.

Рассадили по камерам.

Отследили по номерам.

Сто проц служит амерам.

Здесь нет карателей,

Ходят лишь матери,

И только заматерев

Дашь – пятна на скатерти.

Лишь боль как от ссадин и

Серебрит как от седины,

И только оседлые

стрельнут кассетами.

Сжав все корсетами,

Как буквы газетами,

Среди ответов всех

Здесь только тьма и тлен.

17.08/пророчество

Мне необходимо знать –

Насколько хватит заряда,

Ведь столько ещё впереди

И сколько ещё с отрядом

Мне предстоит пройти,

Чтобы погибнуть рядом

От снаряда.

Снаряга давит на плечи,

В аптечке спирт вперемешку с бинтами.

«Ты хотел стать мужчиной?» –

Скажет мне кэп с вырванным глазом, –

«Так слушай, сынок,

Мужчина не тот, кто идёт в атаку

Впереди, на острие копья,

Сжигая хаты и поля.

Потея под небом серым,

Копая могилы сыновьям,

Что не успели даже родится,

Ведь их отец смутьян

И никак ему не сидится в доме,

Что без твердой руки

Совсем захирел, зачах.

И, откормившись на калачах,

Решил доказать всем, кто в степях

Кто истинный тут мужчина.

Но ведь сила меча

Не считается силой,

Пока на плечах нету тяжести рук любимой.

Ведь смысл меча – лишь защищать,

Грабеж оставьте мужчинам,

Что на калачах живучи,

Решили мечом доказать степям

Что только они тут круче.

По факту они не мужчины,

Ведь стремление побеждать

Путем разорения чужбины,

Присуще лишь зверям в людской оболочке,

Что отдают "честь" палачам,

Убивать "врагов" Отчизны.

Ведь сами боятся меча,

Как обыватель тризны».

Кэп закурил. Приказ прокричал,

И дальше отряд, тихо сопя,

Пошел разграблять чужбину.

Роль палача и святого меча

Играет порой мужчина.

Белыми нитками дело сшито,

Черными пятнами строки скрыты.

Когда по приказу великой элиты,

Земля неугодных снарядами взрыта.

отражение

Яркий словно солнце лик,

Слепит, вызывает крик.

Фанатичная толпа

Топчет, топчет и молва

Несет в поля, леса, болота

Слух о возрождении Бога.

Свет, которого, едино

Светит всем народам мира.

Несогласные меж тем

Горят в огне реакт. систем.

Их святейший слитный залп

Несет порядок в ваш бедлам.

И яркость