Джина Чан

Изменчивость моря

Посвящается моей семье

Жизнь вышла из моря, несомненно.

Когда время разлучает нас, пожалуйста, Торжествующе смейтесь и зовите это прихотью волн.

Gina Chung

SEA CHANGE

Серия «Шепот ветра»

This edition is published by arrangement with

Sterling Lord Literistic, Inc. and The Van Lear Agency LLC.

Перевод с английского Александры Зеленковой

© 2023 by Gina Chung

© Зеленкова А.К., перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

Настоящее время

Этим утром Долорес снова посинела. Так она сигнализировала о своей готовности к спариванию, о стремлении взобраться на камни и кораллы аквариума и прижаться к самцу осьминога, который введет свой гектокотиль[2] в ее мантийную полость, где оставит обломок лигулы со спермотафорами, после чего она, наконец, будет готова отложить яйца. К несчастью для Долорес, поблизости нет осьминога-холостяка, готового стать отцом ее осиротевших яиц; поэтому, когда ее глаза становятся молочно-голубыми, почти перламутровыми, – что, как я знаю, означает жажду любви, – никто кроме меня этого не видит.

Долорес может стать плоской, как блин, или раздуться, как гриб; а когда она проталкивает себя через тысячу галлонов[3] воды в резервуаре, пузырьки воздуха танцуют вокруг, будто смеясь вместе с ней. Когда она размахивает щупальцами в чистой темной воде, то становится похожа на бурю из лент. Она может быть капризной, что свойственно пожилым леди, но ей нравится наблюдать, когда я прихожу с ведром, полным креветок и рыбы для нее. Я могла бы поклясться, что иногда она приветственно машет мне тентаклем.

Итак, сегодня, когда я пожелала ей доброго утра и рассказала, какая погода на улице, она в ответ посинела, не успела я и глазом моргнуть.

– Мы с тобой в одной лодке, Ло, – вздохнула я, прежде чем включить радио и взяться за мытье пола.

Было восемь утра, и в мои планы не входило сочувствовать жаждущему спаривания существу, когда у меня самой не было секса уже несколько месяцев.

Знаю, сама виновата. Когда Тэ ушел, я пыталась справиться, но не справлялась вообще. Со мной и раньше расставались, но впервые по причине того, что парень, о котором идет речь, решил покинуть планету.

Тэ никогда не нравилась моя работа в океанариуме. Он не мог понять, с какой целью я, как он выражался, «привязала себя к тонущему кораблю». Зная Тэ, можно было предполагать, что он сказал так не ради каламбура. И это правда, в последнее время к нам приходит не так уж много посетителей – особенно в связи с тем, что все больше и больше животных выкупают богатые инвесторы, которые хотят иметь возможность поглазеть на гигантскую морскую черепаху, находящуюся под угрозой вымирания, через стекло собственного домашнего аквариума. В межсезонье выставочный зал иногда кажется призрачным, похожим на заброшенную карнавальную площадку.

Но Долорес все еще здесь. Она была одной из жемчужин коллекции океанариума еще тогда, когда я была ребенком и прижималась носом к стеклу, чтобы полюбоваться мерцанием ее тела. Вероятно, она являлась одним из старейших гигантских тихоокеанских осьминогов в мире.

«Только взгляни на ее размеры! – восклицал Апа. – Ну разве она не красавица?» Он был морским биологом и консультантом океанариума, в обязанности которого входило следить за тем, чтобы в аквариумах создавались условия, максимально приближенные к естественной среде обитания тех или иных существ. Умма всегда говорила, на самом деле не шутя, что не удивилась бы, брось он ее когда-нибудь ради Долорес.

В зал деловитой походкой входит мой менеджер Карл; на его волосах толстый слой геля для укладки. Долорес тут же становится чернильно-черной и скрывается из виду. Я не виню ее. Карл из тех парней, которые думают, что все вокруг рады их видеть, и всегда говорят так, словно на них наушники. Он довольно безобиден, но все же чрезвычайно раздражает.

– Доброе утро, дамы! – здоровается он; от него тянет нездоровой доброжелательностью, возникшей под действием кофеина.

– Доброе утро, Карл, – бубню я, не отрываясь от уборки.

Он хлопает ладонью по стеклу, словно по боку крупного животного, и я вижу, как в мутной воде открывается один из двух огромных глаз Долорес; горизонтальный зрачок расширяется, следит за движением его мясистой розовой руки, но Карл ее не видит.

– Шерил сегодня не будет, а у Франсин экскурсия. Не сочтешь за труд взять на себя уборку в приливных бассейнах[4], Ро?

Я открываю рот, чтобы отказаться, и он спешит добавить:

– Возможно, после этого у тебя появится лишний выходной. Я бы сделал это сам, но не могу сегодня задержаться допоздна.

– Страстное свидание? – интересуюсь я, и тут же жалею о сказанном, потому что улыбку, расплывшуюся на лице Карла, можно было трактовать только одним образом: ему есть что сказать, и он не отпустит меня, пока я его не выслушаю.

– Ее зовут Кристина. Поскольку это наше первое свидание, я подумал, что мы…

– Хорошо, – произношу я, хотя в голове крутится «Просто перестань разговаривать со мной, пожалуйста».

Раньше выходные что-то значили для меня, когда Тэ еще был рядом и у меня была жизнь помимо работы. Раньше мы планировали поездки на выходные в города, которые выбирали наугад – либо в северной части штата Нью-Йорк, либо в Южном Джерси. Тэ всегда заботился обо всех логистических деталях, но именно я планировала, какие местные достопримечательности или музеи мы посетим. Однажды мы любовались коллекцией деревянных сабо, которую нашли в городке, попавшемуся нам на пути к Гудзону. Тэ нравились наши путешествия, нравилась моя склонность искать нечто странное. «С тобой я смогу увидеть мир во всей красе», – произнес он однажды после того, как я заставила его пойти на концерт джаг-бэнда[5], выступавшего за пределами Олбани, в котором музыку исполняли аниматронные белки[6].

Но кто сказал, что я не могу путешествовать в одиночку и теперь, когда Тэ ушел, не отправлюсь куда-нибудь в пустыню Аризоны? С последнего отпуска прошло несколько месяцев.

Карл удивлен моим безропотным согласием.

– Супер! – громыхает он. – Посмотрим, сможешь ли ты уговорить Долорес выйти и поздороваться позже днем, когда состоится экскурсия. Дети всегда любили ее.

Словно в ответ Долорес машет бледным щупальцем в его сторону, что заставляет его испуганно вскрикнуть. Я подавляю смех при мысли, что кто-то сможет заставить Долорес делать то, чего она не хочет.

Долорес примерно от восемнадцати до двадцати пяти лет, так что технически она моложе меня, но по стандартам морских обитателей ее уже можно счесть пожилой. Помимо того, что она является одним из последних известных гигантских тихоокеанских осьминогов в мире, она пользуется повышенным вниманием, поскольку родилась в одной из самых загрязненных зон наших перегревающихся океанов, в Беринговой Воронке, где пятнадцать лет назад исчез мой отец во время, как предполагалось, обычной исследовательской миссии.

Я