Тим Каррэн

ЗЛОВЕЩИЙ ВЗГЛЯД

Зуд и пощипывание; ощущение не исцеления, а разрастания, изменения и чужеродности появились задолго до снятия бинтов. Арт чувствовал это и понимал, что что-то не так, но высказать это хоть как-то осмысленно было проблемой.

Он никогда не был ипохондриком.

Арт был не из тех, кто принимает боль в груди за признак надвигающегося инфаркта, или думает, что несварение желудка вызвано кровоточащими язвами. Он понимал, что организм — сложная штука и, ясное дело, иногда что-то ноет и болит. Точно так же, как ваш автомобиль иногда работает как отлаженные часы, а порой просто не желает заводится и ехать.

Но с его глазами творилось нечто… нечто иное.

Что-то происходило.

Что-то было не так, и, Арт, хоть убей, не мог понять, что именно. Он лишь понимал, что это ненормально и так не должно быть. Он попытался рассказать об этом Линн, но та лишь кивнула, будто поняла, но, по всей видимости, вообще не прониклась.

— Арт, ты только что перенёс операцию, — сказала она снисходительным тоном, который приберегала для маленьких животных, детей и глупых мужчин, которые думают, что с их глазами происходит что-то ненормальное. — Ради бога, операция на оба глаза, две недели слепой и забинтованный … стоит ли удивляться, что ты хандришь?

— Но… дело совсем не в этом.

— А в чём?

Слова опять его подвели:

— Всё как-то неправильно. Я знаю, что неправильно. Странные ощущения. Глаза постоянно зудят.

— Это называется заживление.

— Но…

— Никаких «но», Арт. Тебе никогда не раньше делали операции. А мне делали. В семнадцать лет удалили аппендикс, в двадцать пять — вставили стержень в бедро, когда я сломала ногу, катаясь на лыжах, — сказала ему Линн. — Это не весело, я знаю. Можно чокнуться, когда начинается заживление. Хочется кожу себе содрать. Было такое. Но если переживаешь, я позвоню доктору Морану.

То, как она всё объясняла, заставляло Арта чувствовать себя какой-то чокнутой старухой, одержимой воображаемыми болезнями. Конечно, по большому счёту Линн была права. Он только что перенёс операцию, и ему две недели забинтовывали глаза. В течение многих лет его зрение ухудшалось на оба глаза и, после наконец-то пройдённого обследования, Арту диагностировали ППР — прогрессирующий пигментный ретинит: наследственное заболевание, вызывающее дегенерацию сетчатки. На самом деле, ничего удивительного. Его мать практически ослепла к пятидесяти годам. Но времена изменились. Появились технологии и процедуры, которые ранее не были доступны. Доктор Моран пересадил эмбриональную ткань заменяя то, что повреждено болезнью. Операция была довольно рутинной, с 90 % вероятностью успеха.

Беспокоиться не о чем.

И всё же происходило что-то, чего Арт просто не мог объяснить.

Но он сдался.

— Не надо, не звони. Всё равно через три дня бинты снимут.

— Вот теперь ты ведёшь себя разумно.

Арт гадал, насколько разумным сочла бы его Линн, если бы он сказал, что по ночам иногда просыпается и чувствует под бинтами какое-то необъяснимое движение. Не ощущение того, что глаза сами по себе моргают или закатываются, но какое-то ползанье и трепыхание в них, словно что-то пытается выбраться наружу.

* * *

Повязки удалили. Доктор Моран снимал бинты в практически полной темноте, чтобы яркость не причиняла Арту никакого дискомфорта. Почти четверть часа врач медленно разматывал бинты. Арт постепенно приспосабливался к внезапному появлению света. После двух недель темноты свет причинял боль, но сразу стало ясно, что результат налицо. То, что раньше было тусклым и неясным, например, черты лиц, стало намного чётче. Арт по-настоящему разглядел потрясающую голубизну глаз жены.

— И будет ещё лучше, мистер Рид, — сказал доктор Моран. — Дайте немного времени и результаты вас шокируют. Вы будете поражены, когда увидите то, о чём представления не имели.

— Видишь? — сказала Линн. — Я же говорила, что всё нормально.

— Хмм? Что такое? — спросил Моран.

Доктор был худым и нервный человечком, со множеством разных судорог и подергиваний, но на его руки — изящные и с длинными пальцами — можно было положиться. Моран был склонен к бессвязному бормотанию, а уголки его губ подрагивали, когда он говорил. Что доктор сейчас и делал.

Арт искренне пожалел, что Линн об этом упомянула.

— Не знаю. Просто странные ощущения в глазах.

— Забавные странности, да? Что ж, неудивительно, правда? Конечно же ощущения странные. Это последствия хирургии. Перемены, изменения, даже трансформация. Шока следовало ожидать. — Произнося это, Моран осматривал глаза Арта с помощью водружённого на голову офтальмоскопа с выступающими бинокулярными линзами, которые делали прибор похожим на какое-то невероятное устройство виртуальной реальности. — Хорошо, хорошо, хорошо. Мне нравится то, что я вижу. Дела продвигаются просто отлично. Возможно идеального зрения, как в детстве, вам ожидать не стоит, мистер Рид, но, с другой стороны, видеть вы будете! Вы будете видеть! Слушайтесь меня, и мы сотворим чудеса, настоящие чудеса!

Линн вышла из комнаты, чтобы заполнить кое-какие документы для страховки, а Арт положил подбородок на биомикроскоп, чтобы доктор Моран мог внимательно осмотреть наружную оболочку глаза, роговицу, радужку и хрусталик. Затем последовали анализатор поля зрения и кератометр, который, по словам Морана, был весьма удобным устройством для измерения кривизны роговицы и гладкости поверхности глаза.

На этом всё закончилось, осталась лишь схема приёма глазных капель, которую Моран подробно ему объяснил. Одни из них были антибиотиком, другие — наружным средством против отторжения, а ещё одни — нечто вроде стероидов для ускорения заживления.

Наконец доктор откинулся на спинку стула, изучая Арта из-под огромных очков в темной оправе. Из-за них выпученные глаза Морана казались ещё больше. Арт всегда удивлялся, почему он не сделал какую-нибудь корректирующую операцию, что-нибудь типа «Ласик». Но предположил, что это избитая тема. По той же причине, по которой сапожник всегда без сапог, а автомеханик ездит на развалюхе.

— Вопросы? Вопросы? У нас остались ещё какие-нибудь вопросы на сегодня? — спросил доктор Моран подёргивающимся ртом.

— Нет, — ответил ему Арт. — Думаю, вы обо всём рассказали.

— Что с теми странными ощущениями, о которых вы говорили?

Арт попытался объяснить всё как можно лучше и, без присутствия насмехавшейся над ним Линн, это было намного проще. Он рассказал Морану про зуд и ощущение движения.

— Так, так, так, это интересно, не так ли? Хмм. Я пересадил в ваши глаза целые секции тканей, мистер Рид. Почему? Потому что имплантация сохраняет столь жизненно важные связи между пересаженными клетками сетчатки. То, что вы чувствуете — не что иное, как реакция глаз на пересадку и правильное развитие тканей. Рост,