Лиза шла в школу, топ-топ-топ.

В новом платье радостно шагала.

Норвежская детская песенка

* * *

28 августа 2006 года в родильном отделении больницы Рингерике в Хёнефоссе на свет появилась девочка. Ее мать, двадцатипятилетняя воспитательница Катарина Улсен, была больна гемофилией и умерла при родах. Акушерка и несколько медсестер, помогавших ей, позже говорили, что ребенок родился необыкновенно красивым. Новорожденную описывали как тихую, но невероятно живую девочку со взглядом, из-за которого все сотрудники отделения относились к малышке по-особому. В документах Катарина Улсен указала отца как неизвестного. В последующие дни руководству больницы Рингерике вместе с местным комитетом по охране детства удалось найти бабушку ребенка, проживавшую в Бергене. Женщина не знала даже о беременности дочери, а приехав в больницу, обнаружила, что ребенок пропал. На протяжении следующих недель полиция Рингерике вела розыск девочки – безрезультатно. Два месяца спустя шведский медбрат Йоаким Виклунд был найден повешенным в своей квартире в центре Хёнефосса. На полу под телом лежал лист бумаги с набранным на компьютере текстом: «Мне очень жаль».

Девочку так и не нашли.

Вальтер Хенриксен сидел за столом и отчаянно пытался проглотить хоть кусочек завтрака, поданного женой. Яичница с беконом. Селедка, копченая колбаса и свежий хлеб. Чай из выращенных в их собственном саду трав. В том самом саду, который она так хотела и ради которого они купили этот дом на окраине Осло, рядом с лесом Эстмарка. Чтобы она могла воспитывать здоровые привычки. Ходить в лес на прогулки. Ухаживать за небольшим огородом. Собирать грибы и ягоды и дать собаке свободную жизнь. Вальтер не выносил этого кокер-спаниеля, но обожал жену и поэтому пошел на все это ради нее.

Он проглотил кусочек бутерброда с селедкой и изо всех сил боролся с телом, которое хотело выбросить его обратно. Сделав большой глоток апельсинового сока, он попытался улыбнуться, хотя у него было ощущение, словно кто-то ударил его молотком по голове. Корпоратив вчера вечером пошел не по плану, и он снова не удержался от алкоголя.

Фоном звучали новости, пока Вальтер пытался прочесть настроение на лице жены. Спала ли она, когда он пришел домой под утро? Он не помнил, во сколько, но было поздно, слишком поздно. Он помнил, что разделся, а также смутную мысль, что она уже, к счастью, спит, перед тем как он завалился на слишком жесткий матрас, на покупке которого настояла жена, потому что в последнее время у нее появились проблемы со спиной.

Вальтер покашлял, вытер рот салфеткой и погладил себя по животу, как будто от удовольствия и сытости.

– Может быть, я схожу прогуляюсь с Леди? – пробормотал он, изобразив подобие улыбки.

– Да, отлично, – кивнула жена, немного удивившись, потому что, хотя об этом и не говорили вслух, она прекрасно знала, что он не любил их трехлетнюю собаку.

– Может быть, вы в этот раз пройдетесь подальше, чем просто вокруг дома?

Он искал в ее голосе ту подавляемую агрессию, которая обычно означала недовольство, улыбку, которая была вовсе не улыбкой, а чем-то другим, но не нашел ничего подобного: она выглядела вполне довольной. Он справился, слава богу. И пообещал себе, что такое больше не повторится. Здоровый образ жизни – и больше никаких корпоративов.

– Я думал отвести ее в Маридален, может, по той дорожке к Даушёен.

– Замечательно, – улыбнулась она.

Она погладила собаку по голове, поцеловала в лоб и потрепала за ухом.

– Папочка берет тебя на прогулку, это будет так здорово, правда, моя маленькая, малышка моя, да?

Вальтер ходил в Маридален в те редкие разы, когда выгуливал собаку. Он никогда не любил собак, ничего не знал о них и, если бы мог, вообще избавил бы мир от этих животных. Он чувствовал нарастающую неприязнь к глупой псине, тянущей поводок, чтобы он пошел быстрее. Или чтобы он подождал. Или пошел в другую сторону. Наконец он поднялся на дорожку, ведущую к Даушёен. Здесь можно было отпустить собаку с поводка. Он присел на корточки, погладил по голове в попытке проявить ласку и отцепил поводок.

– Вот, теперь можешь немного побегать.

Собака посмотрела на него глупыми глазами и высунула язык. Вальтер закурил и на мгновение почувствовал нечто похожее на любовь к этому маленькому существу. Это ведь не ее вина. Собака была совершенно нормальной. На свежем воздухе головная боль немного отступила. Теперь он будет любить собаку. Ах, она такая милая. На самом деле это даже здорово – побродить вместе по лесу. Теперь они почти подружились, и она так хорошо его слушается. Без поводка она все равно шла по тропинке рядом с ним.

Вдруг Леди рванула в сторону и понеслась в лес.

Черт побери.

– Леди!

Вальтер Хенриксен стал звать собаку, но тщетно. Он бросил сигарету, тихо выругался и начал взбираться на холм, куда убежала собака. Через несколько сотен метров он остановился как вкопанный. Собака лежала на небольшой полянке. И в этот момент он заметил девочку, висящую на дереве. Качающуюся над холмом. Со школьным рюкзаком на спине и лентой на шее с надписью:

Я путешествую одна.

Вальтер Хенриксен упал на колени и на автомате сделал то, чего ему хотелось все утро с момента пробуждения.

Его стошнило, и он заплакал.

Миа Крюгер проснулась от крика чаек.

Вообще-то ей уже пора было привыкнуть к ним, ведь прошло целых четыре месяца с тех пор, как она купила этот дом далеко во фьорде, но город будто бы еще не отпустил ее. Квартира в Торшов, на Вогтсгате, где всегда было шумно: автобусы, трамваи, сирены полиции и «скорой помощи»… Она ни разу не просыпалась от них, эти звуки даже как будто успокаивали ее, но крик чаек она не могла вынести. Может, это потому, что, кроме них, никаких звуков больше не было?

Она потянулась за часами на ночном столике, но не разглядела, сколько было времени. Стрелки как будто исчезли, словно их поглотил туман, четверть одиннадцатого или половина второго, а может, пять минут чего-то еще. Таблетки, которые она приняла вечером, все еще действовали. Успокоительные, притупляющие, подавляющие, нельзя принимать с алкоголем, но кому какое дело… Осталось всего двенадцать дней до смерти, в календаре на кухне осталось двенадцать незачеркнутых клеточек.

12 дней. 18 апреля.

Миа села в кровати, натянула свитер и, пошатываясь, спустилась в гостиную.

Один коллега выписал ей эти таблетки. Ниспосланный небесами друг, который должен помочь ей забыть, пережить, идти дальше. Полицейский психолог – или он психиатр? Наверное, психиатр, раз может выписывать рецепты. В любом случае она получила от него то, что хотела. Даже здесь, на острове, хотя купить тут что-то непросто. Ей нужно одеться. Завести мотор лодки. Мерзнуть пятнадцать минут – столько занимает путь до набережной. Завести машину. Ехать сорок минут до Филлана, местного центра цивилизации. Он не очень-то похож на центр, но аптека там есть. В торговом центре «Йортен». И там же винная монополия. Рецепты были переданы из Осло и готовы. Некоторые от психиатра, некоторые от терапевта. Эти врачи так хорошо помогали, были такими «сочувствующими». Будь осторожна, не принимай слишком много. Но Миа не собиралась быть осторожной. Она приехала сюда не чтобы поправиться. Она приехала сюда, чтобы исчезнуть.