Погоня за ветром

1.

В лето 1264 от Рождества Христова, в знойный июльский полдень над обнесённой зубчатыми каменными стенами старинной Падуей[1] повисло жаркое марево. Лёгкие призрачные облачка незаметно растворялись в мутном светло-голубом небе. Город стих, будто устав от неимоверной духоты и извечного шума торговых площадей, когда на университетский двор из прохлады залов небольшими группами высыпали облачённые в одинаковые длинные плащи школяры. Многие несли в руках навощённые дощечки и палочки-писала, они что-то негромко обсуждали, сопровождая свои слова и доводы красноречивыми жестами.

От одной из групп отделились два молодых человека, на вид лет около двадцати пяти, и неторопливо проследовали к украшенным аккуратной резьбой массивным боковым дверям. Если бы какой прохожий ненароком вслушался в беседу этой пары, то вряд ли бы что разобрал и понял: школяры, как ни странно, говорили по-русски.

Один из них, ростом повыше, темноволосый, кареглазый, с несколько полноватым лицом, обрамлённым короткой каштановой бородкой, с немного припухлыми губами под ровными и тонкими стрелками усов, обращался ко второму, коренастому белокурому красавцу с пронзительно-дерзким и вместе с тем немного насмешливым взглядом ярко-голубых глаз:

— Вот, Тихон, четвёртый год мы тут. Закончили тривиум, получили степени бакалавров искусств. И всё на княжеское серебро. Вот и думаю: как дальше быть? Не довольно ли? Сколько нам ещё в этой Падуе дармовые харчи проедать? Да и есть ли смысл? Князя Даниила[2] понять было можно: желал он нас с тобой определить в свиту к сыну своему, Роману. Хотел посадить Романа на австрийский престол, женил его на Гертруде, вдове герцога. Да только ничего из этой затеи у князя не выгорело. Роман бежал, в Галич воротился, а ныне, говорят, и вовсе помер. Так, может, хватит нам учиться? Как думаешь? Что нам здесь теперь делать?

— Право слово, не ведаю, друже Варлаам. — Голубоглазый красавец передёрнул плечами. — Может, у князя Данилы какая задумка об нас есть. А коли воротимся, дак разгневаем его токмо.

Варлаам наморщил чело, задумчиво провёл ладонью по слегка вьющимся волосам, сощурил глаза и искоса глянул в сторону прямоугольной крепостной башни.

— Хоть бы купчишка какой русский попался на торгу, попросили бы его весть передать, — досадливо пробормотал он. — А так, живём тут, зубрим латынь, неизвестно для чего!

— Зато сколь всего сведали, Варлаам, право слово! Об том помысли! — неожиданно пылко возразил товарищу Тихон. — Да рази ж кто с Руси когда тут был, учился!

— Это ты верно сказал. Не зря, конечно, мы с тобой тут три года на скамьях сиживали. Даст Бог, пригодимся на княжеской службе. Вот только… Далеко от нас сейчас Русь, Галич. Что там теперь, как там? Не знаем, мучаемся, тоскуем.

Школяры поднялись по широким каменным ступеням крыльца и проследовали по крутой лестнице на верхний этаж колледжа. Здесь по обе стороны узкого и длинного коридора располагались утлые комнатки, в которых жили ученики и преподаватели университета. Вскоре оба друга достигли своего скромного жилища. В высокое стрельчатое окно, выходящее во двор, падал солнечный луч. На столе были разложены книги и свитки, многие из них были в беспорядке разбросаны.

— Сколько можно тебе говорить! Складывай ты листы и книги в стопки, свитки сворачивай и не путай их друг с другом. А особо важные помещай вон в те медные вазы, — укорил товарища Варлаам. — Спору нет, ты способен и умён, но я не понимаю, как ты можешь настолько хорошо учиться, не прикладывая к тому значительных усилий. Вот, к примеру, где пропадал ты давеча[3] ночью? Неужели нашёл себе новую подругу?

— Да тебе-то что до сего, Варлаам, право слово? — удивился, по привычке передёрнув плечами, Тихон. — Всё едино дланью машешь, на меня глядючи. Окромя книг, будто и не видишь окрест ничтоже. А девчата здешние хороши, право слово! Страстны, пылки! И весёлые, лёгкие норовом. Эх, да что с тобою?

Видя, что Варлаам неодобрительно косится на него, Тихон смолк.

— Ну и кто теперь? Снова дочь булочника или сестра оружейника? — По припухлым устам Варлаама скользнула презрительная усмешка.

— А вот и нет! Коли хошь ведать, дак графская дочь. Вот верь не верь, а тако!

— Ого! Высоко летаешь, стало быть, соколик. Смотри, как бы с высоты-то камнем наземь не сигануть.

Тихон не успел ответить. В дверь комнатки раздался настойчивый громкий стук.

— Эй, руссы! — просунулась в дверь черноволосая голова школяра Пьетро. — Вас вызывает сам падре Доменико. Велел, чтобы вы поторопились. Наверное, где-нибудь нашкодили. Ох, и достанется вам! — Он громко рассмеялся.

Извечный наушник, Пьетро был нелюбим школярами и не один раз бывал бит за свои кляузы и доносы. Сейчас он, довольно потирая руки, с насмешкой смотрел на встревоженные лица руссов.

Едва не бегом миновав коридор, Варлаам и Тихон поднялись в покои ректора университета, падре Доменико.

Полный и статный учёный муж сидел за длинным столом, покрытым скатертью тёмно-синего бархата. По правую руку от него восседал худощавый человек в чёрной сутане и полукруглой шапочке на голове. На груди у него золотился большой наперсный крест, костлявые долгие пальцы незнакомца перебирали чётки.

— Вот, ваша эминенция[4], эти двое и есть наши руссы, — обратился к нему падре Доменико. — Тот, что повыше ростом — Варлаам, а второй — Тихон. Подойдите ближе, — приказал он школярам. — Перед вами архиепископ, сеньор Орсини. Он желает удостоить вас беседой. Кланяйтесь же ему.

Руссы послушно склонили головы, но под благословение архиепископа не пошли и остались стоять.

В палате наступило продолжительное молчание.

Варлаам наконец решился заговорить:

— Мы, право, не знаем, отчего обратили на себя внимание столь высокопоставленной особы. Ибо мы обычные рядовые ученики здешней школы.

— Нет, молодые люди, вы не обычные ученики, — заговорил архиепископ. Голос у него был злой, пронзительный, неприятный. — Насколько мне известно, вас послал на обучение герцог Малой Руси[5] Даниэль! Так?

— По вашим меркам, он уже не герцог, а король. Ведь папа прислал ему золотую корону, — возразил, чуть заметно ухмыльнувшись, Варлаам.

Архиепископ вперил в него полный угрозы и гнева взгляд своих маленьких глаз-буравчиков, но сдержался и спокойно продолжил:

— Вам известно,