Перевод с английского Л. И. Желоховцевой

Самый забавный, самый невероятный, самый закрытый клуб лондонского света - клуб «Компас». Четверо закоренелых холостяков, поклявшихся никогда и ни при каких обстоятельствах не стать жертвами женских чар. Однако мужчины предполагают, а женщины - располагают!

Виконт Саутертон, один из членов клуба, всегда готов прийти даме на помощь, даже если эта дама - крайне независимая, эксцентричная, известная своими скандальными выходками мисс Индия Парр, вполне способная обойтись без защитников. От такой девушки стоило бы держаться подальше, но именно она пробудила в сердце виконта неодолимую страсть. Страсть, во имя которой стоит рискнуть жизнью.

Михайлов день, 1796 год

Это была ловушка. Мэттью Форрестер, виконт Саутертон, сознательно и по доброй воле пошел на это. А разве можно найти игру без азарта и опасности? И он заверил своих друзей, что с ним все будет в порядке. Это представлялось вызовом, дерзанием, риском. И в конце концов оказалось западней. Саут не стал бы называть это состязанием в хитроумии, потому что было совершенно очевидно: все хитроумие досталось ему и оттого интрига становилась скучнее и даже вызывала зевоту. И все же игра вносила разнообразие в их времяпрепровождение в воскресный вечер.

Прошло всего лишь несколько месяцев после того, как Мэттью отпраздновал свое одиннадцатилетние, но его вполне можно было бы назвать долговязым. Мать говорила, что мальчик еще растет и не встал по-настоящему на ноги. Отцу же это весьма не нравилось, хотя он и сам именно так объяснял неуклюжесть своего наследника. Услышав за завтраком суждение графини, граф с кислой миной уставился на своего отпрыска; служанка тем временем убирала со стола недоеденные мальчиком яйца и печеные помидоры.

– Я полагал, что пока что в процессе роста только его мозги. Черт возьми! Этот мечтательный малый весь в тебя!

Слушая ворчание мужа, графиня лишь снисходительно улыбалась и ободряюще подмигивала сыну.

Теперь же Мэттью принял позу, которую считал непринужденной и даже немного вызывающей; откинувшись на спинку стула, он вытянул перед собой ноги и скрестил на груди руки. Сидя таким образом, Мэттью намеревался кое-кого поразить. Позу же он перенял от одного из знакомых отца - тот сидел в библиотеке графа точно так же. Причем этот джентльмен еще и выпячивал подбородок. Вспомнив об этом, Мэттью тоже вскинул подбородок и вдобавок ко всему еще изобразил на лице дерзкую и вызывающую улыбку.

– Он ухмыляется, как форель, - заметил один из членов Трибунала. - Как-то раз мне довелось видеть форель, улыбавшуюся точно так же.

Мэттью подался вперед и, упершись ладонями в стол, окинул взглядом собравшихся - конечно же, это была весьма агрессивная поза.

– Именно так форель улыбалась перед тем, как я ее разрезал на тонкие ломтики.

Остальные члены Трибунала одобрительно захмыкали, но вовсе не потому, что замечание показалось им остроумным, а потому, что оно явно произвело впечатление на юного виконта. Мэттью судорожно сглотнул, улыбка сошла с его лица, и он, выпрямившись на стуле, принял самую обычную позу - нисколько не вызывающую и вовсе не агрессивную.

– Потом я ее съел, - продолжал рассказчик, - но рыба по-прежнему ухмылялась мне в лицо.

Мэттью снова сглотнул и уставился в стену; при этом его светло-серые глаза тотчас же утратили свойственную им живость и действительно приобрели некоторое сходство с рыбьими.

Архиепископ поднял руку, призывая к серьезности, и члены Трибунала, сидевшие за длинным обшарпанным столом, тут же умолкли и закивали. Настало время поразмыслить и принять решение.

– Итак, Форель? - Архиепископ обвел взглядом членов Трибунала, и те дружно расхохотались. - Полагаю, это имя прекрасно тебе подходит, - продолжал оратор, когда смех утих. - Неужели друзья не называли тебя Форелью?

Мэттью наконец-то моргнул; ему хотелось вытереть слезившиеся глаза, но он опасался, что подобный жест будет неправильно истолкован: ни один из членов Трибунала не приписал бы это обилию чадящих свечей, все подумали бы, что виконт Саутертон готов разреветься. Уж лучше пусть называют его рыбой, чем девчонкой.

– Так тебя называли Форелью или нет? - В голосе архиепископа звучало нетерпение. Этот молодой человек был не старше любого другого члена «Общества», однако главой избрали именно его, так как он обладал всеми необходимыми качествами, прежде всего -уверенностью в себе. Мэттью потупился и пробормотал:

– Нет, не называли.

Архиепископ чуть приподнял бровь, а члены Трибунала неодобрительно загудели.

– Ты что же, не знаешь, как следует отвечать? - осведомился архиепископ.

– Нет, ваше преосвященство, не называли, - ответил Мэттью с дрожью в голосе.

Архиепископ, он же лорд Барлоу, снова приподнял бровь, и Мэттью проговорил:

– Нет, ваше преосвященство, мои друзья не называли меня Форелью.

Элбион Джеффри Годвин, лорд Барлоу, едва заметно улыбнулся.

– Отличный ответ, - сказал он после недолгого раздумья. - И все же я не могу не удивляться его неправдоподобию.

Мэттью взглянул на него с удивлением, и тот вкрадчивым голосом проговорил:

– Разве мы не друзья, Форель?

– Я полагаю, что вам, ваше преосвященство, еще предстоит подумать об этом.

Юный лорд Барлоу одобрительно кивнул, затем покосился на друзей. Снова взглянув на Мэттью, он сказал:

– Разумеется, мы проголосуем, но голосование - всего лишь формальность. Ты здесь, среди нас, по нашему приглашению. А приглашения мы раздаем не так просто. В члены «Общества епископов» попасть нелегко.

Вышеупомянутое «Общество» облекало свои намерения в весьма удобную и лестную для его членов форму. Сказать, что виконт Саутертон был приглашен сюда, означало полностью пренебречь тем фактом, что на него напали двое членов «Общества» во дворе Хэмбрик-Холла. Причем нападавшие отличались преторианским ростом и сложением «Преторианцы в Древнем Риме - первоначально воины из личной охраны претора, представителя высшей судебной власти; позже - солдаты императорской гвардии, отличавшиеся высоким ростом и могучим телосложением.». Они притащили его связанным, с завязанными глазами и с кляпом во рту в эту полутемную и сырую комнату, расположенную в дальнем конце школы.

Называть присутствующих членами «Общества», в то время как они скорее являлись членами судилища, - вот еще одно свидетельство того, что «Общество» имело склонность облекать горькую правду в весьма безобидную форму.

Архиепископ Кентербентер «Имеется в виду архиепископ Кентерберийский, примас англиканской церкви.»! Мэттью чуть не рассмеялся, вспомнив этот нелепый титул. Наверняка лорду Барлоу не понравилось бы, если бы ему стало известно, что те, кто не сподобился попасть в члены «Общества», частенько отзывались об этом титуле презрительно или насмешливо, словом, без должного почтения.