Первый среди равных

Пролог

Багровое солнце неохотно уходило за горизонт, как будто пытаясь задержаться, чтобы в последний раз посмотреть на дерзкого человека, который почему-то решил, что может изменить изначальную суть этого Мира.

Вокруг было неестественно тихо. Моя крепость, мой последний оплот вряд ли всё ещё могла называться «крепостью». В результате почти двухмесячной осады, от некогда крепких стен осталось одно воспоминание. От великолепных в своей мощи фортов — кучи битого кирпича. От артефактных метательных машин — перемешанные с землей и камнем, расплавленные куски железа. От людей…

Вот люди как раз и остались. Там, где не выдержал камень и плавился металл –люди стояли насмерть. Там, где с небес лилось пламя, а недра раскрывались, дабы проглотить дерзких защитников — мои солдаты продолжали жить и сражаться. Там, где сама ткань мироздания трещала и стонала от буйства Эфирных Штормов — всё ещё держались мои соратники и подданные.

Держались, без надежды на победу, с полным пониманием, что им не выжить. Усталые и голодные, израненные и измученные, но с огромным желанием продать свою жизнь подороже. И с верой в сердце… С верой в меня, Элрога, ранее Первого среди Равных, а теперь — Падшего…

Очередная волна качнула вечный Эфир и на нас обрушился ледяной шторм. Мои упрямые сородичи уже верили в свою близкую победу над главной угрозой их могуществу, раз пустили в дело даже простые стихии. Вернее, они отправили в бой Младших. За штормом ощущалась воля Сидри. Я коснулся струн реальности, выставляя на пути шторма пылающий щит. Разум привычно качнулся от бурного потока Эфира, а следом у меня перед глазами появилось странное видение.

— Властью данной мне нашим милостивым и справедливым Императором, обвиняю род Разумовских в государственной измене. Наказание — отбор магического дара в пользу Империи и смерть через повешение. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. К исполнению — немедленно!

Багровое солнце пыталось быстро спрятаться за высокими домами из стали и стекла, как будто ему было стыдно смотреть на происходящее и оно не хотело в этом участвовать.

Огромная площадь, вымощенная гранитными плитами была под завязку забита народом. Тут были мужчины и женщины, молодежь и старики. Судя по их одежде, тут также присутствовал разный мастеровой люд. Раздавались громкие выкрики бойких торговок, что несмотря на пышные телеса, ловко лавировали в толпе. Они, расхваливая товар на своих лотках, не забывали присматривать за тем, чтобы местные беспризорники не стащили пирожок с подноса или же копейку из кармана.

Прямо сейчас, оживленно галдящие люди приумолкли. Народ тянул шеи, чтобы лучше рассмотреть и услышать нарядно одетого человека. Важный мужчина был одет в длинную черную мантию. На шее висела толстая золотая цепь с каким-то символом. В руке он держал развернутый свиток, с которого и зачитывал приговор.

Вот только… Не все относились к предстоящей казни, как к развлечению. На площади, под охраной солдат в очень необычных доспехах, стояли женщины и дети. И большинство из них с трудом сдерживали слёзы и отчаяние. Эти люди были одеты лучше других и их глаза не отрывались от людей на эшафоте. Конечности осужденных были скованы цепями, которые вели к намертво вмурованым в камень железным кольцам.

— Мой господин! — голос Бернхарда, моего последнего оставшегося в живых генерала, буквально вырвал меня из странного видения, которое было настолько достоверным, что я на мгновение даже растерялся. Вспышка ледяного шторма ещё угасала в небе, так что времени прошло совсем немного.

— Мой господин, — повторил Бернхард, глядя на меня с легким беспокойством. Кажется, он очень хотел задать вопрос: «Всё ли у вас в порядке?», но конечно же, не мог этого сделать. У Владыки Элрога не может быть что-то «не в порядке». Никогда. — Возмущение Эфира показывает, что противник собирается снова атаковать.

— Прикрыть южное направление! — приказал я. Мне трудно было выходить из видения, но даже в таком состоянии я понимал, что текущая атака нужна была только чтобы отвлечь моё внимание.

— Боюсь, этого будет мало, Владыка, — развел руками могучий Бернхард, Гроза Запада, Принявший Силу, продолжая смотреть на меня с беспокойством. — Волны Эфира текут к нам со всех направлений сразу.

Так… Нужно взять себя в руки. Я не спал уже вторую неделю, и даже с моей силой это было перебором. Тем более, что эту самую силу я отдавал щедрыми порциями в, практически, круглосуточных сражениях. Враг мог себе это позволить. Имея тысячекратное преимущество и неизменно свежие силы, он мог позволить себе круглосуточное наступление. Странное затишье случилось только что, но пора возвращаться в бой. Прислушавшись к себе, понял, что наконец в бой вступили предводители вражеского войска.

Я надел шлем на голову и взял в руки свой верный Миротворец… Однако, взгляд снова поплыл, а следующий приказ так и застыл на губах. Я окунулся в новое видение.

— Властью данной мне нашим милостивым и справедливым Императором, обвиняю род Разумовских в государственной измене. Наказание — отбор магического дара в пользу Империи и смерть через повешение. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. К исполнению — немедленно!

Голос мужчины в чёрной одежде летел над площадью, достигая самых дальних рядов. Я словно висел в воздухе, наблюдая за происходящим уже с другой точки.

Молодая девушка, еще вчерашняя девочка, громко всхлипнула. Но тут же закрыла лицо рукой, в которой был зажат некогда белоснежный платок. Её худые плечи затряслись от беззвучных рыданий…

— Отее-е-ец… — невнятно пробормотала она. Слёзы градом катились из её прекрасных зеленых глаз, а её взор был устремлен на эшафот. Там, всё так же безмолвно, стояло несколько приговорённых к казни. Всего трое.

Крепкий пожилой мужчина и двое молодых людей. Присмотревшись, можно было безошибочно сказать, что это сыновья старшего мужчины. Некогда богатая одежда была порвана и в грязи, лица покрывали неухоженные бороды, кожа в ссадинах и кровоподтеках, но их глаза… Их глаза, все как у одного зеленого цвета, горели ярким, слегка фанатичным блеском. Эти люди точно знали, что такое честь и достоинство. И имели принципы, которых придерживаются до последнего вздоха… Принципы, которые, порой, приводят к смерти…

— Отец сказал быть стойкими, сестра, — с невероятной серьезностью для своих лет сказал худощавый мальчишка, что стоял рядом с девушкой. Он держал за руку еще одну зеленоглазую девчушку сильно