Лет пятнадцать назад я оказался на юге в одной компании с писателем Андреем Битовым. Так получилось, что мы, пробираясь по горной тропинке, отстали от остальной группы. День выдался каким-то не по-осеннему жарким. Устав от быстрой ходьбы, Битов предложил немного передохнуть. И во время этого незапланированного перерыва мне довелось стать единственным слушателем уникальной лекции о писательском мастерстве.

Запомнилось, как Битов, среди прочего, рассказывал о собственной теории рождения текста. Было невероятно интересно. Особенно идея о том, что в литературе ничего не бывает случайно, и даже последовательность написания книги зависит не от самого автора.

Прошло несколько месяцев. Я уже находился совсем в другой части мира, в Толстовском фонде неподалеку от Нью-Йорка. Целью командировки было исследование судьбы великой балерины Ольги Спесивцевой, встретившей свой последний день за океаном. А потому встречу и знакомство с дочерью барона Врангеля, легендарного царского офицера и командующего Русской Армией в Крыму, я воспринял лишь как приятное дополнение к беседам с окружением Спесивцевой. Но, конечно, не упустил возможности записать воспоминания дочери «черного барона». Наталья Петровна прожила целый век, ее не стало в 2013 году.

Прошло еще какое-то время, и я очутился на даче Александра Вертинского, куда меня пригласила старшая дочь гениального актера и поэта. И вновь случилась нечаянная радость — только мы с Марианной Александровной начали нашу беседу, как на пороге дома появилась сама Лидия Владимировна — вдова Вертинского, красавица-актриса, которая не допускала до себя ни одного журналиста. В итоге состоялся разговор, во время которого мне то и дело начинало казаться, что я оказался в машине времени.

Встреча с матерью Андрея Миронова, знаменитой актрисой Марией Владимировной Мироновой, случайной не была. Я добивался ее долгими и упорными уговорами, завершившимися приглашением в гости в дом Мироновой и Менакера в Малом Власьевском переулке. И снова меня не покидало чувство, что я попал за кулисы большой истории.

Но лишь после знакомства с дочерью Никиты Хрущева Радой Аджубей понял, что из откровений родных и близких тех, кто вершил нашу историю, может получиться целая книга.

Вот так, беседа за беседой, она и родилась.

Игорь Оболенский

www.igorobolensky.com

ИЗ ДОСЬЕ:

«Мария Владимировна Миронова — актриса, народная артистка Советского Союза. Выступала на эстраде в дуэте со своим мужем, актером Александром Менакером. Дебютировала в кино в роли секретарши товарища Бывалова в комедии «Волга-Волга».

Мать народного артиста России Андрея Миронова, любимого публикой за роли во многих кинолентах, среди которых — «Бриллиантовая рука», «12 стульев», «Фантазии Фарятьева», «Блондинка за углом», а также блистательные работы на сцене Театра Сатиры.

Андрей появился на свет 7 марта, но родители зарегистрировали его только на другой день, что потом дало основание для шутки: «Андрей Миронов — подарок женщинам на 8 марта».

Мария Миронова умерла в 1997 году в возрасте 86 лет».

В ее квартиру почтальон приносил кипу писем, на которых было написано всего четыре слова: «Москва, матери Андрея Миронова».

Для меня Мария Владимировна Миронова тоже всегда была прежде всего матерью великого актера. Конечно, я видел какие-то черно-белые кадры старых фильмов, в которых она снималась. Но в моем восприятии все равно она оставалась матерью.

Мы с ней были соседями. И я не мог не попытаться уговорить Марию Владимировну дать интервью.

Когда я пришел в ее дом впервые, то старался обратить внимание на все.

* * *

Итак, большой кирпичный дом в Малом Власьевском переулке. На входной двери в квартиру — медная табличка: «Менакер А. С., Миронова М.В.». Причем обе фамилии как бы объединены одной большой буквой «М». Так внимательно рассмотреть дверь я успел потому, что боялся нажимать на звонок. Хотя Миронова о моем приходе наверняка уже знала — предупредила консьержка.

Чего я боялся? Показаться глупым. О непростом характере Марии Владимировны я был наслышан. В довоенной московской богеме ее даже назвали «ведьмой». По легенде, когда во время одного из застолий она посетовала на боль в ноге, друзья не упустили случая сострить: «А ты не расстраивайся, Маша. Возьми метлу и лети».

Ну и потом я слышал, как в эти мгновения Мария Владимировна разговаривает с врачом, который, судя по всему, стоял в передней. Если уж она так говорит с человеком, которого сама пригласила в свой дом, то чего ждать мне?

Пока я обдумывал, с какими словами войти в дом Мироновой, дверь открылась.

* * *

— Чего это вы порог не переступаете? — спросила хозяйка.

— На дверную табличку засмотрелся. Какая она у Вас оригинальная. С общей буквы.

— А это очень символично. У меня с Александром Семеновичем действительно все было общее. Проходите, милости прошу.

В большой комнате громко работал телевизор. Передавали последние известия. Мария Владимировна очень внимательно слушала комментатора, а когда он замолчал, обратилась ко мне: «Игорь, вот вы молодой человек. Объясните мне, кому нужно это интервью?». И не дав мне ответить, продолжила: «Если хотите знать мое мнение о том, что происходит в стране, оно и так понятно. Мне так хочется, чтобы Красной площади вернули ее первозданный вид. А то превратили такую красоту в обыкновенное кладбище, на котором только один порядочный человек и похоронен — Юра Гагарин».

Немного помолчав и заметив мое смущение, Мария Владимировна кивнула: «А теперь начинайте. У вас, смотрю, целая тетрадка вопросов заготовлена».

Я действительно основательно подготовился к встрече. Получив «добро», открыл блокнот:

— Вы как-то сказали, что чувствуете себя барыней. Может, вам было бы лучше родиться в XIX веке?

— Почему? Барыней можно быть и в XX веке. Смотря что под этим подразумевать. Барыня — это ведь самочувствие. Для меня быть барыней — значит быть свободной, а не управлять челядью. Понимаете, барыня — это…

Ну, вот есть слово «воля», а есть «свобода». У нас сейчас есть только «воля». Свобода в первую очередь — это свобода духа. Человек раскрепощен, может думать о чем угодно, читать что угодно, короче, жить так, как ему нравится. Но ни в коем случае не ограничивать такую же свободу другого человека.