Трудно вставать рано по утру. Особенно если заснул часа три назад. Подушка тянет к себе, умоляя: «Прикорни ещё часик-другой», а одеяло никак не хочет сползать и обхватывает тело. Это бабушка навалила тёплых пледов – ночи холодные пошли, июль близился к концу.

Лёва пошевелился в кровати, и та заскрипела. Она была старая: ещё мама Лёвы в его возрасте спала в ней, а это четверть века назад. Мальчик медленно спускал кипу одеял в ноги, и его охватывал холодный воздух, сочившийся в комнату из приоткрытой двери и старой оконной рамы. Наконец, Лёва остался лежать в одних трусах. Лишь его ноги пребывали в тепле.

Он бухнул их через бортик кровати. А кровать была детская, чтобы нельзя было свалиться. Но достаточно просторная и уютная. Лёва сделал ещё одно усилие и соскользнул на деревянный пол. Половицы скрипнули, грозясь разбудить сожителей мальчика. И он затаился: стоял, не двигаясь, минуты две-три, пока не удостоверился, что всё в порядке. Бабушка посапывала на своей кровати. Таня тоже спала, она вернулась где-то с час назад от подруг.

Одежда валялась на столике, а обувь была внизу, на терраске. Шорты, футболка, ветровка – и он готов. Кровать застилать не стал – зачем, если вечером всё равно расстилать её и вновь ложиться спать. Стараясь не касаться ногами скрипучего пола, Лёва добрался до двери. Она никогда полностью не закрывалась – была перекошена, но бабушка старалась как можно сильнее вбить её в стену. Тогда дверь пропускала меньше воздуха и её было почти невозможно открыть без оглушительного крика боли отдиравшихся опилок ДСП.

На этот раз Лёве повезло: в дверь не пришлось бить плечом, она открылась лёгким, но напряжённым толчком. Видимо, бабушка выходила недавно в туалет или посмотреть, где Таня. Мальчик вышел из комнаты в тёмный коридор. Лампочка на лестнице уже давно перегорела, а купить её всё не хватало времени и памяти. Приходилось спускаться на ощупь. Лёва помнил все ступеньки и перила, он опирался на стенки, становясь духом, чтобы не всколыхнуть дом очередным шумом. Пока что всё выходило довольно тихо, никто не просыпался, но ведь всё может быстро измениться, только он оступится или упадёт.

Внизу свет уже и не нужен был. Глаза привыкли к полутьме, а та понемногу рассасывалась от встающего на своё законное место солнца. Было пол пятого. Минут 30 оставалось до восхода. Наступило самое холодное время ночи. Кажется, что нужно одеться потеплее, но не стоит, и Лёва это знал. Он мог согреться в любое время – стоит только побежать. А побежать и вспотеть от тёплой одежде на нём он не хотел.

Лёва одел носки, засунул ноги в кроссовки и вышел. Было холодновато. Вчера вечером прошёл дождь, и земля была мокрая. Утро выглядело неприветливым, но Лёву тянуло наружу. Он запер калитку и остановился. Впереди была дорога, по обе стороны которой разместились дачи, окаймлённые заборами на все вкусы и довольство: от проволочных в решётку до непроницаемых железных. За дачами виднелся лес, а за ним находилось озеро. Вокруг него-то и бегает обычно Лёва ранним утром.

Бежать было приятно и легко. Можно никуда не торопиться и сфокусироваться на процессе. Некоторые слушают музыку во время бега, но Лёва любил слышать всё, что происходит вокруг него, наслаждаться просыпающейся и подающей голос природой. Ветер приятно обдувал лицо, освежая и придавая силы. Мальчик чувствовал, как наливается свежестью. Усталость и сон прошли, уступая место бодрости и энергии.

Лёве нравилось бегать. Не только потому, что это было полезно. Вернее, он даже не думал об этом. В лесу и на дороге не было людей так рано. А когда один или два попадались, они не обращали на мальчика внимание, были погружены в себя, будто шли и спали. Никто не разрушал тишину криками и смехом, всё было спокойно. И именно спокойствие искал Лёва целый день, пока гонял с друзьями на велосипедах, играл в футбол или плавал в озере. В этот час его ничто не отвлекало.

Он пробежал половину пути и был на противоположном конце озера, когда почувствовал, что начинает уставать. Обычно мальчик сдавал раньше, но сегодня были удачные условия для бега. Однако останавливаться всё равно нельзя. Ещё минуты две-три, и откроется второе дыхание – станет легче. Открылся вид на озеро. Водная гладь темнела у берега, заманивая в свою глубину. Хотя глубоко не было: 5-6 метров, иногда доходило до 8, а в одном месте до 11 метров. Озеро пустовало. Лишь где-то по левому берегу вода расходилась кольцами, будто кто-то кидает камешки. Нельзя отвлекаться от дыхания, иначе оно собьётся. Лёва отвернулся от манящего вида и настроил себя на бег.

Мимо проплыла сторожка и старый колодец. Лёва посмотрел себе под ноги и пнул какой-то камень. Тот со стуком отскочил от его кроссовка и полетел куда-то в кусты. Там зашуршало, но малец уже пробежал это место и не видел, где оказался камень. Только немного погодя он услышал, будто кто-то шагает за ним.

Лёва оглянулся – в нескольких метрах от него бежала собака, побитая и покусанная дворняжка. Видимо, он потревожил её сон, когда бежал мимо. И теперь она следовала за ним. Мальчик замедлил шаг и постарался как можно быстрее успокоить своё бьющееся изо всех сил сердце. Он где-то прочитал, что нужно потише вести себя со зверями – они чувствуют эмоции: страх, ненависть, отвращение, – и этим можно лишь усугубить ситуацию. Поэтому Лёва почти остановился и пошёл наравне с собакой. Та ластилась к нему, уже едва ли не тёрлась о спортивные штаны.

И вдруг псина сделала резкий выпад, налетев на мальчика. Он едва успел увернуться, но когти царапнули по куртку. "Бешенная," – мгновенно пришло на ум Лёвы, и он пустился на утёк. Дворняга тоже ускорилась. Она словно играла с добычей: сначала подбегала близко, потом давала пару метров форы, а затем опять настигала. Лёва бежал как никогда, от этого зависела его жизнь. Кричать он не стал – ему не хотелось поднимать на уши весь район. Но зато побежал ещё быстрее, стараясь избавиться от тени.

Деревья расплывчатым пятном пролетали мимо Лёвы, он не останавливался. И тут ему пришла мысль в голову, даже не мысль – импульс. Мальчик немного сменил направление и ринулся на берёзу, стоявшую на самом краю откоса. Он ухватился за ветку, за другую, лез всё выше и выше. Кора впивалась в его маленькие