Москва, декабрь 2001 года

Один из череды похожих друг на друга клубов-кафе. Строжайший dress code, позволяющий безжизненной толпе «своих» считать себя избранными. Trip-hop и down-tempo. Шестипроцентный, абсолютно безмазовый абсент. Смутно знакомая девушка напротив, кажется Аня, любовница какого-то банкира и, конечно же, модель.

– Ты всегда такой вялый? – Она курит Vogue, на загорелых руках – украшения от Cartier.

– Вялый?

– Сидишь ночи напролет в кофейнях, пьешь кофе и куришь без остановки. Похоже, даже разговор со мной тебя напрягает…

– Да нет, что ты.

– Тогда, может, поедем в «Министерство»? Или там ты тоже встретишь толпу старых знакомых и зависнешь в чилл-ауте?

– Знаешь, просто надоело зажигать.

– Да ладно! Это же стиль жизни. Всю неделю работаешь, паришься мрачными темами, а в выходные отрываешься. Понятно, что лучше на Ибице, но пока хотя бы здесь.

– Зачем?

– Ну и вопрос! Что ты как маленький! Это тусовка. Люди, люди кругом – на танцполе, в випе и баре, жажда жизни, активности и общения, угара, в конце концов! Иногда мне кажется, что ты какой-то пластиковый, ненастоящий. Не умеешь развлекаться.

– Знаешь, году так в тысяча девятьсот девяносто третьем казалось, что умею…

– Когда?

– Ну, давно. Когда появился «Эрмитаж» Светы Виккерс.

– Он не проработал и года. Были еще «Пентхаус» и «Ад».

– Никогда не слышала.

– Последний также назывался «Ангелом».

– «Ад» или «Ангел»? Это же разные вещи…

– Для кого как. Тогда же был «Птюч» и, чуть позднее, – «Пропаганда».

– Наша «Пробка»? Неужели так давно?

– Это было время какой-то общей эйфории, вакханалии. Казалось, танцевальная культура, drugs и free-love – самая правильная жизнь. Своего рода революция, что ли.

– А теперь?

– Особенно стойкие перешли из любителей движухи в разряд старых тусовщиков.

– И?

– Старый конь, как известно, борозды не испортит…

Вспоминая недавний разговор с длинноногой моделью, размышляю над определением «пластиковый». Неужели верно? Не осталось чувств, желаний, сама жизнь заменена блеклым суррогатом? Хочется все же, чтобы это было не так.

Порой остановишься, тронешь спутника за рукав:

– Скажите, кто остался чист как белый лист? Кто никогда не убивал невинных детей, не писал на стенах общественной уборной, не дрочил в день похорон дедушки в ванной, не ковырялся в анальном отверстии?

Какие, однако, все хитрые, пафосные и трусливые! Разве можно признаться, что тайком лазил в кошелек товарища, вмазывался винтом, слушал Smokie? Кто скажет, что его шмотки куплены по распродажам, в секонд хенде или дисконте, а не привезены с Недели высокой моды в Милане? Все настолько взрослые, что уже успели забыть, как были детьми. Маленькими мальчиками с синими от венок хуями. Девочками с болезненными сосками. Ну что ж, стирайте это из вашей памяти, господа. Зачем помнить детские страхи и заботы, первую затяжку папиной сигаретой, ласковые мамины руки? Остаются лишь неясные мечты, красный Ferrari, кольца от Tiffany и глаза принца Хосе.

«О, принц Хосе! Белые одежды, тонкая талия, толстый член. Давай, сделай меня своей женой, наложницей, рабыней. Я согласна даже на конкубинат, только подари мне на восемнадцать лет арабского жеребца, а на двадцать виллу на Французской Ривьере. Я так хочу там жить! Пить кир на аперитив, монраше за обедом и ле де ви после. На уикэнды я буду летать в Париж и Лондон, иногда в Нью-Йорк, реже в Москву. Встретимся в Музее, Пирамиде или Цеппелине, я расскажу, как надоело торчать в Каннах, пить кир и трахаться с принцем Хосе. Ах, у него нежные пальцы, но он такой зануда, не сечет мою тонкую душу. Я была бы одна, если бы не этот дикарь Раким. Рэппер и драгдилер, у него черная блестящая пушка и такая же кожа, конечно, он – лох, но кто еще поможет кинуть принца Хосе? Мы разделим бабло честно: мне все, а Ракиму лишь секс, мы сожжем тело принца в камине, утопим его кости в пруду. Там, кстати, такие чудесные лилии, а я молода, богата и свободна!..»

Она каждый день сидит в ДелиФранс, пьет минералку. Какие красивые глаза, что ты там говорила о принце Хосе? Конечно, он будет, так же как будут и вилла, и черная пушка Ракима. Приезжай к нам на кастинг, мы напоим тебя и киром, и монраше, и водкой «Русский стандарт», двинем афганским эйчем. Сначала тебя трахнет Тимур (он недавно вернулся, ему надо быстрее), потом я и пацаны из знакомого банка, потом мой водитель и старый друг Вован.

Бедная маленькая принцесса, тебе придется найти так много горошин, пока ты не встретишь своего принца. Маленькая спидозная шлюха, твой ребенок родится зараженным, лобковые вши расплодятся в кружевах трусиков Gucci. Твоя личность растворится под воздействием кислот, алкоголя и гнилых мужчин, чуть-чуть не дотянувших до княжеского титула. Всю свою короткую жизнь ты будешь домашним животным, аквариумной рыбкой, простейшим многоклеточным.

Самое неприятное, что такой тебя сделает не среда, не система и не семья.

Конечно, отец, спившийся чиновник, пытался изнасиловать тебя в двенадцатый день рождения. Мама работала в салоне «Чародейка» и грузила своим незамысловатым жизненным опытом. Старший брат подсадил на героин, и ты частенько отсасывала у его дружков. Дядя, врач «скорой помощи», помогал соскочить и в моменты ужасной абстяги читал вслух «Войну и мир». Лучшая подружка Даша три раза поступала во ВГИК, а Машка забеременела в шестнадцать, но не помнила, от кого. Они были твоим миром, окружением, болотом, которое тебя засасывало. Но ты еще могла сделать шаг, перейти в другое измерение, преодолевая боль и ломки, давя лучших подруг, как отвратительных тараканов, сдавая всех торчков ненавистным ментам. Вспомни, у тебя было «пять» по литературе и пению. Ты не предприняла ничего: не кастрировала похотливого папу, не плеснула в лицо брату соляной кислотой, не послала маму с ее житейской мудростью. Ты сама стала тем, кто ты есть. Твое имя – ничто, твое существование – пустяк.

Ненависть к таким, как ты, сжигает мое сердце. Ненависть – жестокая и беспощадная, пронизывающая и насыщающая – по отношению к тебе и твоим подругам, родственникам, ухажерам и случайным знакомым. Ненависть – моя единственная религия. Это чувство в сто раз сильнее любви, уважения, дружбы. Посмотрите вокруг: мало предметов для ненависти? Описанные выше принцессы без каких-либо зачатков интеллекта. Конвертировавшие душу в твердую валюту коммерсанты. Обезличенные дресс-кодом тусовщики. Менты, бандиты, торчки, рыночные торговцы, вечные студенты, политики, попы, менеджеры транснациональных корпораций, бомжи, военные… Перечисление бесконечно, названий много, суть одна, вердикт ясен – отстой!