Михилю ван ден Экхауту, сделавшему стол, на котором была написана эта книга, и в качестве подношения Фортуне

Карта Центральной Италии, 1500 год

Леонардо да Винчи (1452–1519)

Никколо Макиавелли (1469–1527)

Чезаре Борджиа (1475–1507)

Доротея Караччиоло, молодая знатная дама, похищенная Чезаре Борджиа

Вителлодзо Вителли, правитель Читта-ди-Кастелло, «солдат удачи», один из командиров Чезаре.

Мессер Пьеро да Винчи, отец Леонардо

Франческо да Винчи, его дядя

Томмазо Мазини, ученик и помощник Леонардо

Джакомо Kanpommu, также известный под именем Салаи, молодой возлюбленный и ученик Леонардо

Донато Браманте, также известный под именем Доннино, архитектор и друг Леонардо

Лука Пачиоли, математик и друг Леонардо

Бернардо Макиавелли, отец Никколо

Тотто Макиавелли, его брат

Бьяджо Вуонаккорси, его друг и сослуживец

Агостино Веспуччи, его друг и сослуживец

Мариетта Макиавелли, его жена

Франческо Содерини, его друг, сослуживец, впоследствии кардинал

Пьеро Содерини, флорентийский посол, позже гонфалоньер республики

Аламанно Сальвиати, флорентийский политический деятель и враг Никколо

Родриго Борджиа, также известный как Папа Александр VI, отец Чезаре

Джованни (Хуан) Борджиа, брат Чезаре

Лукреция Борджиа, его сестра

Агапито Герарди да Амала, его секретарь

Римиро да Лорка, один из его испанских командиров

Микеле де Корелла, также известный как Микелотто, его придворный палач и убийца

Лоренц Бехайм, его астролог

Себастьян Пинзоне, один из его шпионов

Оливеротто да Фермо, «солдат удачи» и один из командиров Чезаре

Паоло Орсини, «солдат удачи» и один из командиров Чезаре

Джулиано делла Ровере, позднее Папа Юлий II, враг Борджиа

Людовик XII, король Франции

Катерина Сфорца, правительница Имолы и Форли

Если настоящее сравнить с далеким прошлым, то легко заметить, что в любом городе и для любого человека желания и страсти остаются неизменными.

Никколо Макиавелли

Я опаздывал на казнь. Очень досадно, поскольку больше года я с нетерпением ждал смерти этого человека.

Я зря тратил время, споря с моей матушкой, не разрешавшей мне выходить из дома.

— Никколо, твой отец беспокоится из-за чумы, — сказала она. — Вероятно, он зря волнуется, но ведь он — твой отец. И не важно, прав он или ошибается, ты должен подчиняться ему.

— Пожалуйста, матушка. Ну, пожалуйста, позвольте мне уйти. Нам не обязательно говорить папе…

— Надеюсь, ты не предлагаешь мне солгать твоему отцу?

— На самом деле вам вовсе не надо лгать. Просто ничего ему не говорите.

Странно наморщив лоб, моя матушка старалась воспринять новую для нее мысль. Интересно, как ей удалось прожить больше тридцати лет, совершенно не понимая того, по каким законам существует наш мир? Мне они уже вполне ясны, хотя я живу на этой земле только первый десяток лет.

Я видел, что она пребывает в нерешительности, порожденной, однако, в одинаковой мере как усталостью, так и логикой моих доводов. Выжимая до отказа свою выгоду, я продолжал умолять ее душещипательным плаксивым тоном.

— Ему же не повредит то, чего он не знает, — заметил я.

В тишине после моих молений мы оба услышали надрывный, с кровью, кашель отца. Матушка, видимо, испытывая слабость, приложила ладонь ко лбу.

— Иди уж, раз тебе так надо, — со вздохом произнесла она, — но веди себя пристойно. И быстро возвращайся домой.

Не давая ей шанса передумать, я мигом исчез из комнаты. Дверь захлопнулась, и, оставив позади душное домашнее тепло, я побежал по улице навстречу веселому журчанию зловонной реки. Щеки холодил декабрьский воздух — желтовато-серый, пыльный, пронизанный солнечным светом и дымом. Наконец очутившись на свободе, я припустил во всю прыть.

Путь мой лежал к дворцу Барджелло, где находилась тюрьма, на площади перед которым вешали всех предателей. Сегодняшнего преступника звали Бернардо ди Бандино Барончелли, и, как известно, во время праздничной литургии в апреле прошлого года он заколол Джулиано Медичи, вонзив ему в шею кинжал и воскликнув «Умри, предатель!». Бандино участвовал в заговоре, устроенном Папой и семейством Пацци. Они хотели захватить власть в городе. На Лоренцо Медичи тоже покушались, клинок ранил его в шею, но он выжил, а заговор был подавлен. Потому-то мы и называем его Лоренцо Великолепный. Всех остальных заговорщиков давно повесили, но Барончелли спрятался на колокольне, а потом умудрился сбежать из Италии. Правда, Медичи, как говорится, имели глаза повсюду, вот шпионы и отыскали его в Константинополе. И как раз на сегодняшнее утро назначили его казнь, а я так… так досадно опаздывал.

Лавируя и проталкиваясь через толпу на мосту Понте Веккьо, я орудовал локтями как щитом и сразу за мостом увидел болвана Бьяджо; он поджидал меня, уперев руки в боки. Я пролетел мимо него, крикнув:

— Скорей, мы же опаздываем!

Чуть позже он ухватил меня за руку и, задыхаясь, просипел противным голосом:

— Конечно, мы опаздываем… а кто виноват? Теперь уж поздно бежать… мы все пропустили…

Бьяджо — толстяк. Он не любил бегать.

— А может, палач тоже опоздал, — бросил я, высвобождая рукав из его хватки. — Давай скорей, посмотрим!

— Палачи никогда не опаздывают! — выкрикнул он таким возмущенным тоном, словно своим предположением я оскорбил лично его.

Оставив без внимания его возмущение, я продолжал бежать. Я ловко лавировал, обходя дымящиеся кучи лошадиного навоза и уриновый ручеек, бежавший посредине виа Пор-Санта Мария. Свернув направо, я промчался по улочке — неожиданно притихшей, — где жили родственники моего отца; по проходным дворам; мимо выстиранного белья на веревках; мимо детских воплей и запахов варившейся капусты — и наконец вырвался на просторную площадь Пьяцца делла Синьория. На этой площади иногда устраивались игры в мяч, собирающие большие толпы болельщиков. Снизив скорость бега, я глянул на дворец: перед входом маячила вооруженная стража, а саму площадь патрулировали конные солдаты. Здесь вершилась Власть. Продолжая бежать легкой трусцой, я повернул голову, чтобы рассмотреть высокую темную башню — за ней быстро перемещались облака, из-за чего казалось, будто она падает прямо на меня.