Черной овечке, чьи черты я нарисовала с любовью и без предвзятости. И особая признательность реальному Дэви Донну – разве я могла его выдумать?

1804 год, Средиземное море, борт корабля

Между полоской ярко-зеленой листвы и искрящейся дугой лазурной воды лежал участок ослепительно белого песка. Прямо над головой стояло солнце – огненный шар, от которого поверхность воды дрожала испарениями, а деревья склонились к земле. Наверху время от времени чайка делала круг и, словно издевательские команды, выкрикивала что-то растянувшимся вдоль берега рядам вспотевших мужчин и артиллерийских орудий. Усталые взоры людей обращались к небу, и тогда раздавались громкие проклятия, ибо отсутствие обычно огромных стай падальщиков воспринималось как дурное предзнаменование.

Эверар Константин Фарроу пристально вгляделся в море поверх усыпанной песком каменной стены и бросил через плечо тихое предупреждение, прозвучавшее так же грозно, как и приближающийся гром:

– Время пришло, ребята. Он повернулся кормой к ветру и быстро приближается. Нагните головы и зарядите орудия. Запомните – никакое наказание для него за те страдания, через которые мы прошли по его вине, не может быть слишком жестоким.

Несколько красных, обожженных солнцем и ветром лиц повернулись к Эверару, но ни один голос ему не возразил. То, что говорил их командир, было справедливо, а он не из тех, кто легко сдается. Все утро пушка осажденных не смолкая отвечала бортовым орудиям военного корабля «Орел», затеявшего стрельбу, и оставила много отметин на дубовых палубах американского фрегата. Тем не менее любопытный, заглянув за оборонительные стены с бойницами, мог бы увидеть, что береговые военные укрепления сильно повреждены. Из пятидесяти восьми больших орудий, первоначально находившихся в распоряжении людей Фарроу, в рабочем состоянии теперь было около двадцати, а из команды в триста энергичных, сильных мужчин, пытавшихся отразить нападение с моря, в живых осталось не более ста тридцати. За линией обороны берег под пальмами был усеян телами погибших и умирающих, с ветвей деревьев свисали куски костей и мяса, а песок под ногами стал темно-красным от пролившейся крови.

– Он подходит, – тихо произнес Эверар, наблюдая, как корабль умело лег на курс, удачно воспользовавшись сильным порывом ветра.

В парусах корабля светились дыры, оснастка была порвана, в бортах зияли пробоины, и по меньшей мере одна из трех главных мачт треснула, отчего верхний рулевой парус стал теперь бесполезным, и все же «Орел» приближался. Несомненно, тот, кто стоял за его штурвалом, был знатоком морского дела.

В подзорную трубу Эверар разглядел моряков, карабкающихся вверх, чтобы по приказу капитана привязать боевые паруса. Он увидел на палубах блестящие черные пушки, демонстрировавшие железные жерла, и стоящую возле них оружейную команду. На корме, на мостике, собралась группа офицеров в форме, и их белые бриджи и темно-синие кители были безошибочно узнаваемы даже с такого расстояния. От внезапного блика света, отразившегося от меди, по коже Эверара побежали мурашки, ибо он осознал, что враг его видит так же хорошо, как и он его.

– Враг, – буркнул Эверар и с отвращением сплюнул. Как, черт возьми, военный корабль янки отыскал Змеиный остров? Безусловно, ни один из приближенных паши не предал бы их: цитадель Фарроу была выгодна правителю города Алжира как незаменимая военная сила для поддержки наступления на Триполи. Эверар полагал, что война за контроль над Средиземным морем приняла плохой оборот. Если янки смогли послать корабли для уничтожения береговых корсаров, значит, жизни брата Эверара, Дункану Фарроу, и двум его кораблям, «Ястребу» и «Дикому гусю», грозит опасность. – Корт! – громко крикнул Эверар, опустив подзорную трубу.

– Да, дядя? – отозвалось хрупкое существо, черты которого невозможно было разглядеть под слоем грязи и жирного пота.

– Мы готовы к стрельбе?

– Мы вполне можем держать их на расстоянии, – последовал уверенный ответ. – У нас полно снарядов и крупной картечи. Сигрем принес достаточно запалов, и теперь мы можем бросить сотню зажигалок, если негодяи будут следовать тем же курсом.

– Ах, Корт, сегодня твой отец гордился бы тобой, – усмехнулся Эверар и нежно похлопал подростка по плечу. На него глянули огромные блестящие изумрудные глаза, и изумительные белые зубы обнажились в улыбке, тронувшей сердце морского волка. – Я всегда считал, что ты сделаешь правильный поворот, если это потребуется, и часто говорил ему, что иметь такого ребенка – величайшее счастье в его безрадостной жизни.

Кортни Фарроу засияла от похвалы, зная, что ее дядя раздавал комплименты редко и только в том случае, если они были заслуженны. Ушибы и синяки на теле показались ей пустяками, кровоточащая рана на руке выше локтя стала скорее наградой, чем страданием, а его слова пробудилили в ней еще более горячее, чем всегда, желание самой уничтожить корабль янки, на котором теперь сворачивали паруса.

Дочь самого прославленного на всем побережье Северной Африки пирата была хрупкой и изящной, как молодая газель. У нее были дерзкие зеленые глаза отца, такие же, как у него, золотисто-каштановые волосы и такой же крутой ирландский характер. Почти десять лет она прожила среди корсаров и прекрасно умела обращаться с дымящейся пушкой, а потом могла жадно перебирать богатые шелка и атласы, конфискованные в качестве трофейного груза.

– Мы с ним справимся, правда, дядя? – сдержанно спросила она, и ее глаза вспыхнули ненавистью. – Мы сможем продержаться до возвращения отца?

– Продержаться? Ха! Мы прикончим зверюгу на его же передней палубе, вот так. Маффинз! Уиллард! Полке! Живо к орудиям, мальчики! Золотой соверен за каждый меткий выстрел, который вы сделаете, чтобы побыстрее разделаться с ним!

Слова едва успели слететь с его губ, как одобрительный гул прокатился вдоль берега и орудия, ожив, зарычали. Туча картечи размером с пулю для мушкета, лязгающие спутанные цепи, снаряды, раскаленные докрасна металлические шары и ревущие потоки гвоздей и разного рода метательных приспособлений с острыми как бритва краями – все это понеслось через шестьсот ярдов пенящейся синей воды. Ответ с «Орла» был незамедлительным и мощным. Его батарея по правому борту извергла огонь с обеих палуб, и через несколько мгновений силуэт фрегата скрылся в плывущих облаках белого дыма.

Капитан Уиллард Лич Дженнингс расхаживал по мостику «Орла», сцепив за спиной руки и выпятив грудь. Это был невысокого роста коренастый напыщенный мужчина с куполообразной головой и лихорадочным цветом лица, которое страдало от средиземноморского солнца. На лице выделялся высокий лоб, а под ним между пухлыми щеками с красными прожилками были посажены глаза, похожие на глазки хорька. Рядом с капитаном, тоже облаченный в безукоризненно белые бриджи и темно-синий морской китель, шагал второй лейтенант «Орла», Отис Фолуорт.

– Итак, мистер Фолуорт, – заговорил капитан, – я вижу, мистер Баллантайн находится в расцвете славы.