Григорий Веский

Притчи

Действующие лица:

Эмир

Карим, мудрец

Философ

Отшельник

Нищий

Пролог

Пойдёт история про то, как на востоке,

Где мудрость древняя брала свои истоки,

Искали суть земного бытия:

В рассвете наступающего дня,

В незабываемых своей красой ночах,

В невинных девичьих, как ангела, очах

И в страхе удушающем и в горе;

Во время отдыха – в горячем также споре,

В моменте, будто свыше – озаренья,

В грехопадениях и в чуде исцеленья.

От автора

Эмир призвал к себе в покои мудреца.

Эмир

Не смей разыгрывать, как многие, льстеца!

Где корни истины, скажи?

Свои мне мысли изложи

Да жизни таинства раскрой;

Будь откровенным ты со мной.

От автора

Карим был вынужден молчать:

Прямой ответ не в силах был он дать,

И попросил он время на раздумье,

Здесь торопиться, попросту, безумье.

Не только день, неделя уж проходит —

С чела его задумчивость не сходит.

Вот, наконец, Карим пришёл к Эмиру.

Карим

Пусти меня ответ искать по миру.

Я, как и ты, желанием горю;

Своим сомнениям: «Молчать!» – я говорю.

Объять сего мой слабый ум не может,

Спрошу людей – там кто-нибудь поможет.

От автора

В нелёгкий путь отправился Карим…

Природа обнажалась перед ним…

Стал посещать он шумные базары;

Как реки полноводные, отары,

Ему дорогу преграждали много раз;

О, счастлив тот, кто в предрассветный час

Любуется цветами на лугах,

Всю прелесть подмечая в мелочах.

Вот приближается к черте он городской:

Пестрит одеждами, бурлит поток людской…

Находит здесь того, кого искал

(Короткий путь к нему прохожий подсказал).

Богатый дом приятно лицезреть, —

Таким хотели б многие владеть.

В одном из них философ поселился,

К нему мудрец немедля устремился.

Летели дни его и годы безмятежно,

Любил себя порою слишком нежно;

Ну что сказать – жилось ему вольготно!

Читал нравоучения охотно,

Считал бессмысленной за нравственность борьбу,

Он на свою давно не сетовал судьбу;

Карим к нему направил свой вопрос,

Его он с уваженьем произнёс.

От автора

Учёный муж, подумав, отвечал:

Философ

Я в разных ситуациях бывал.

Быть может, лучше мысли у поэта?

Его строка познала тайну света;

Ответов много здесь, но я приму такой:

Где есть для рассуждения настрой,

Где пир царит, где жизнь течёт с усладой,

Где служат исключения наградой,

Где дан для самокритики простор,

Где есть условия, чтоб был полезным спор

И, где мужской говеет также дух,

Лаская бесконечно женский слух;

Следов своих, где зло не оставляет,

Где муза понапрасну не вздыхает,

Где аромат вина пьянит,

Где гость легко уже простит

Неловкость шутки неуместной

(Уловки места нет бесчестной),

Её к тому ж забудут живо;

Меня ты слушал терпеливо.

Так все, пресытившись, уходят:

В том смысл жизни и находят.

Я разделяю их слова —

Здесь вижу мненье большинства!

От автора

Карим на это промолчал,

Лишь на прощанье руку дал;

Как подобает, поклонился

И вскоре быстро удалился,

Но про себя он рассуждал:

Карим

Философ счастье увидал

Среди пирующих гостей…

Немало есть других людей;

Спрошу, пожалуй, я у них;

Суждений держатся, каких?

От автора

Отшельник проживал далёко,

В нём было что-то от пророка;

Его в округе каждый знал,

К себе он слухи привлекал;

Лесные ел плоды, коренья;

Похоже, верил в сновиденья…

Ему убежищем служила,

От посторонних глаз хранила

Пещера средь высоких скал,

И он её облюбовал.

Карим отправился туда

С вопросом тем же. И тогда

Отшельник так ему сказал:

Отшельник

Через пустыню, помню, гнал

Верблюда путник молодой;

Устал, хотелось на постой.

Случилось страшное. Верблюд

Взбесился будто. Даже кнут

Не мог подействовать. Ну вот:

Так попадают в переплёт.

За ним, хрипя, верблюд погнался…

Тут путник сильно испугался.

Укрыться негде – степь пуста!

Вдруг у дороги тень куста,

Как призрак странный вырастала,

(Лицо в надежде просияло);

То был иссохший водоём,

Покрыто дно мягчайшим мхом…

И, спасся он как будто чудом,

Благодаря простым причудам.

Схватился за торчащий сук,

Повис на нём мой милый друг;

Верблюда пасть перед глазами…

Он окружён уже врагами.

Шутить не стал теперь бы я:

Внизу ворочалась змея

С открытым зевом, поджидая…

Угроза жизни там большая.

Он весь от страха побледнел

И шевельнуться не посмел.

И что же? там, где куст корнём

Входил чрез стену сквозь пролом,

Две мыши тихо схоронились…

И день, и ночь они трудились;

Точили корень беспрестанно,

Весьма успешно, как ни странно.

Как снег сверкающий, – одна;

Другая, словно ночь темна;

Скребли и ослабляли куст…

Когда же доносился хруст,

Он был похож на изваянье;

Казалось, замерло дыханье.

Из тьмы глядел пытливо змей,

Любуясь жертвою своей

И ждал, когда мышиный труд

(А дела там на пять минут),

Даст непременно результат.

Рассказ, не правда ль? – жутковат;

Ведь с ним обрушится на дно…

Куда деваться? Всё равно

Его ничто уж не спасёт;

О, там его погибель ждёт!

И вот замкнулся страшный круг,

Но, как насмешка, видит, вдруг

Перед собой плоды кизила —

В них притягательная сила!

И захотелось есть