Описанные события в действительности никогда не происходили. Всякое совпадение имен, ников, позывных, в том числе номерных позывных операторов и корреспондентов, совершенно случайно.

С искренней признательностью всем тем, кто помогал в работе над этой книгой:

Марине Викуловой за рассказы на уютной кухне,

Андрею Кузину, Егору Фомину и Андрею Седлову за то, что взвалили на свои плечи бремя вычитки и корректуры.

Огромное спасибо вам и «семь — три»!

Операторам Службы спасения от благодарных корреспондентов

Доброе утро! Вас приветствует третья смена. В канале оператор четыреста два. Еще раз поздравляем наших именинников и желаем всем хорошего дня! …

У Кристины начался новый рабочий день. Только что отработала вторая смена, и их места в зале заняла третья смена. Ее смена. Кристина любила заступать на вахту первой и отвечать на приветствия корреспондентов, ведущих своеобразное соревнование: кто первым пожелает оператору доброго утра и спокойной смены. Последнее пожелание всегда было самым актуальным и, увы, трудновыполнимым. Для Службы спасения каждый день означал новые беды и людские печали. Экипажи спасателей выезжали на страшные аварии и бытовые травмы, вытаскивали из канализации застрявших бомжей, откачивали неудавшихся суицидников и делали прочую грязную, но такую необходимую городу работу.

Оператором Кристина стала случайно. Просто одна ее знакомая сказала о том, что собирается поступить на работу в Службу спасения, Кристина, неожиданно для себя заинтересовавшись ее рассказом, попросилась пойти вместе с ней. В итоге по результатам собеседования Кристину взяли, а ее знакомую — нет. У той не было высшего образования, а у Кристины было. Три недели напряженного обучения, сложные экзамены, и вот она в гарнитуре Си-Би связи слушает эфир и общается с корреспондентами. В принципе, Служба спасения была оснащена всевозможными видами связи, от раций в диапазоне УКВ и citizen band («гражданский диапазон», или Си-Би) до транковых, сотовых и даже спутниковых телефонов, не считая обычных городских. Но Кристина любила работать именно с эфиром. Пусть шумодав откручен до предела, и в ушах раздается постоянный треск и писк, пускай к тебе одновременно пытаются пробиться трое, а то и четверо корреспондентов, которые не слышат друг друга и мешают тебе расслышать хоть кого-то из них, — все равно: Кристина любила радиосвязь. Время от времени она, конечно, работала с сотовыми или городскими телефонами, но это было совсем не то. На нее сразу нападала непреодолимая сонливость, и Кристина под благовидными предлогами уходила обратно на эфир.

Те, кто давно знал ее, удивлялись столь странному выбору профессии. Кристина с детства была натурой творческой и изрядной чудачкой. К ней при желании можно было бы применить любые эпитеты от «богемной девушки» до «слегка ненормальной, как и все эти художники». Но Кристина с наушником и микрофоном, застывшая перед монитором с подробной картой города — это что-то явно не из той оперы.

Впрочем, Кристина сама толком не знала, кто она такая и чего хочет от этой жизни. Девушка, погруженная в свои мысли, живущая в мире своих грез. Современная спящая принцесса. Лишь с одним маленьким, но значимым исключением: сказочной принцессе был нужен принц, а перед ней такой проблемы точно не стояло. Ей всегда нравилось одиночество.

Когда-то давно врачи расценили ее молчаливость и замкнутость как болезненные, и едва не поставили страшный диагноз «аутизм». Что пережили тогда ее родители — не передать. Они таскались с маленькой Кристиной по лучшим специалистам в данной области, пока кто-то не успокоил их, сказав, что их ребенок — явно выраженный интроверт, только и всего. Чтобы хоть как-то привлечь ее внимание к окружающему миру, врач посоветовал рисование, лепку из пластилина, подвижные игры с ровесниками. С подвижными играми ничего путного не вышло, поскольку Кристина чуралась шумной ребятни и спокойно стояла в сторонке или копалась в песочнице, пока они носились по двору, а вот рисование неожиданно заинтересовало маленькую отшельницу. Первый набор акварельных красок Кристина изрисовала за месяц. Пришлось идти покупать новый. За акварелью последовала гуашь, за гуашью масло. Перед тем, как сесть за стол, Кристина надевала старую папину рубаху, перемазанную красками с рукавов до подола, затем доставала кисточки… и пропадала для остального мира часа на три-четыре. А под ее руками рождались райские птицы, диковинные цветы и растения, красивые люди и животные. Все, что Кристина рисовала, было красивым. Красота жила внутри нее, звучала тонким камертоном и наделяла свою обладательницу интуитивным понятием прекрасного.

Некоторые ее работы мама отнесла в детскую художественную школу. Преподавательница с изможденным лицом и желтыми от никотина пальцами, напоминающая изголодавшую мышь и больного хорька одновременно, скептически рассмотрела рисунки Кристины и с притворным участием в голосе протянула: «Ну, кое-какие данные у вашего ребенка, конечно, есть, но второго Васнецова из нее точно не выйдет. Для наивного искусства сойдет, а так…» На что мама ответила, что она лично считает эти работы весьма талантливо исполненными для пятилетнего ребенка. Тут преподавательница и поперхнулась. Она, оказывается, решила, что перед ней работы минимум десятилетней девочки, (пропустила весь разговор мимо ушей, как пить дать). Мама выяснила для себя все, что хотела, вежливо отказалась от предложения привести своего маленького вундеркинда на подготовительные курсы и покинула школу, имея в голове готовый план. В соответствии с планом она уже через месяц через знакомых нашла для Кристины наставника — мягкого и умудренного жизнью художника, который согласился раз в неделю навещать ее, смотреть работы, давать советы и отвечать на вопросы, если такие вдруг возникнут. Мама справедливо боялась, что классическая школа убьет в Кристине всякое желание творить, переведет его в ранг ремесленничества. Но рисование для Кристины было большим, нежели просто способ проведения досуга или будущая профессия. Это было ее окно общения с миром, и его ни в коем случае не следовало перекрывать неуклюжими попытками что-либо «улучшить». Только поддержать, ободрить, но не критиковать.

Наставник прекрасно понял замысел мамы и полностью оправдал возложенные на него надежды. Кристина привыкла к нему где-то месяца через два. Даже если она молчала и ничего не спрашивала, она не пропускала ни единого слова художника и внимательно прислушивалась к советам. А они были простыми: твори и пробуй новое. Видишь, птица кормит птенца? А представь, что ты сидишь на соседней ветке. И ты тоже птица. Как ты это увидишь? А теперь ты тучка, большая и белая. Ты хочешь напоить землю дождем, потому что ей жарко и хочется воды. Помоги земле.

Образы, которые он рисовал в воображении, были простыми, но волнующими. Они просили задуматься. Они заставляли почувствовать. И когда Кристина брала в руки кисть, она была где-то там, далеко, с тучами и птицами, с дождем и солнцем. Рука выводила картины сама по себе, словно перо самописца на приборе, отвечая на неведомые импульсы, рождавшиеся изнутри.