Дворня просыпалась. Утро, как обычно, выдалось препоганейшим. Для хозяев усадьбы оно, вероятно, было вполне нормальным, а вот живность новому дню вовсе не радовалась. Может, потому, что никто не спешил встать пораньше и покормить скотину, почистить стойла, напоить…

Собственно, скотина, обитавшая в подвале окраинной многоэтажки славного города Балашихи, визита жильцов дома вовсе и не ждала. Визит грозил неприятностями разной степени серьезности — от одноразового выселения, после которого приблудная живность снова возвращалась на обжитую территорию, до проведения боевой операции под кодовым названием «Санация подвала», с применением отравы, которую не выдерживали даже те, кто переживет все цивилизации.

Нет, не тараканы. И не крысы. Бомжи.

В этом подвале обитали три особи: две мужские и одна женская. Разобрать, кто где, и в обычные дни было сложновато, а в это утро, утро после бала, — вообще невозможно. Во всяком случае, кошки, с брезгливым любопытством разглядывавшие своих шумных и смердящих соседей, определить, где тут самка, а где самцы, не могли.

Если честно, им было все равно. Больше всего кошки хотели, чтобы эта троица убралась из подвала. Или хотя бы убрала за собой. Тут дети, между прочим, ходят! Да, кошачьи, и что?

А ничего. Торчат вон в куче мерзко воняющего тряпья три сизых бесформенных носа и трубят так, что трубы отопления отзываются.

Между прочим, если бы кошки знали мировую музыкальную классику, они бы поняли, что трио исполняет храпом «Полет валькирий» Вагнера. Та же всепобеждающая мощь, та же патетика, приводившая когда-то в экстаз Адольфа «Гитлера» Шикльгрубера.

Но среди котов бесноватого фюрера не случилось. Хотя вон тот, тощенький, с пакостной мордой…

Слаженное звучание вдруг развалилось на отдельные хрюки и рыки, леди и сэры просыпались. Вернее, проснулась только леди.

Разлепив один мутный глаз (кажется, левый, хотя так сразу и не поймешь, уж больно глазоньки опухши, в щели превратимши), дама звучно рыгнула и попробовала сесть.

После чего судорожно ухватилась за голову и сообщила утру, что оно препоганейшее. И, что самое поганое, эта погань повторяется каждый день, и…

Если бы когда-нибудь эта леди изменила своим принципам и попробовала устроиться на работу, в анкете отдела кадров, в графе «Владеете ли вы иностранным языком», она с гордостью могла бы написать: «Матерный в совершенстве».

Но эта дама, как и ее недосэрки, в вопросе трудоустройства была непоколебима. Она истово соблюдала главную заповедь бомжа: не работать НИКОГДА. Да, есть слюнтяи, которые, попав в трудную жизненную ситуацию, оказавшись на улице без жилья и без средств, едут в деревню, где всегда нужны рабочие руки, поселяются в заброшенных домах и постепенно налаживают свою жизнь.

Идиоты! Уезжать из города добровольно? Когда можно так славно, так беззаботно жить в окружении многочисленных помоек, где всегда можно наковырять и еды, и одежды. А потом пойти поклянчить милостыню или просто спереть деньжат, купить выпивки и «…там шальная императрица в объятьях юных кавалеров…». Ну и хрен с ним, что кавалеры не очень юные! Зато — ни забот тебе, ни проблем, цель одна, и она выполнима — нажраться в… Нажраться, в общем.

А зимой появляются сердобольные кормильцы, раздают бесплатно горячий супчик, не дают пропасть. И подлечат, если надо, и в ночлежке пару раз перекантоваться дадут.

В метро опять же погреться можно, всегда пустят сердобольные тетки-дежурные. А как забавно наблюдать за чистенькими девками, которые при виде тебя начинают испуганно жаться в угол. А куда зажмешься, когда давка? И стоит эта грымза холеная, глазки накрашенные от вони слезятся, тушь течет — уржаться можно!

И зачем, по-вашему, работать?! Зачем… рвать?

Вот только эти утра без опохмела — сплошное …! Жаль, что на помойку не выбрасывают таблетки эти, как их, еще одноклассницу похоже звали, она потом в Израиль уехала… О, вспомнила! Алка Зельцер!

Заворочались кавалеры, и дама, с хлюпом втянув воздух, разразилась возмущеннейшей тирадой, из коей следовало, что Петька, не будучи джентльменом, опять справил малую нужду под себя, дурно воспитанный человек.

На что Петр аргументированно, сопровождая свою речь активной жестикуляцией, сообщил Катьке, ох, простите, Екатерине, что она должна радоваться тому обстоятельству, что нужда была малой. Всяко бывает, прелестная фея, знаете ли.

Они еще немножко побеседовали на эту тему, после чего прелестная фея, украсившись свеженьким фингалом под глазом, отправилась в буфетную за завтраком.

Буфетная располагалась в конце квартала, на самой окраине, где местные давно устроили стихийную свалку. А что делать, если мусорные контейнеры вовремя не вывозят? Правильно, гадить у себя под носом.

В этой буфетной всегда можно было найти если не круассаны к завтраку, то уж надкусанные булки — точно. И еще много всяких вкусняшек. А иногда — только т-с-с, Петьке с Семкой не говорите — попадались бутылки из-под пива с парой глотков амброзии на дне!

Опаньки, а это что? Похоже, кто-то куклу выбросил, вроде целую.

Катька присмотрелась — да, кукла, ростом с двухлетнего ребенка, и вроде целая, с ручками, с ножками, ничего не отломано. Это ж точно на бутылку водки выменять можно! Так, давай, подруга, включи скорость, надо успеть первой, вон там какая-то хмыриха недалеко от помойки, сейчас перехватит добычу.

Так, все, успела. Теперь надо отдышаться, дыхалка ни к черту, а пока — палкой куклу к себе придвинуть, чтобы все видели — моя находка.

И в этот момент кукла жалобно застонала и открыла глаза.

Интересно, как это — зеленый цвет? А красный? Голубой? Нет, какие они на ощупь, Саша знал. Красный — он теплый и одновременно резкий, словно покусывает, голубой — прохладный, зеленый — нежный. Но как это выглядит — забыл.

Именно забыл, потому что он не родился слепым. Маленького, по виду двух-трех лет от роду, мальчика нашли рано утром возле свалки в подмосковной Балашихе. Вой бомжихи, первой обнаружившей ребенка, перебудил тогда весь микрорайон.

Сначала решили, что мальчик мертв, слишком уж много крови натекло возле черноволосой головенки, слишком уж синюшным было лицо. Но врач «Скорой» сумел нащупать слабенький, нитевидный пульс, и ребенка отправили в реанимацию. А милиция занялась пока поиском родных мальчика.

Найти не удалось. Никого. В Балашихе, во всяком случае. И заявлений о пропаже ребенка никто не подавал. Впрочем, учитывая состояние мальчика и тяжесть нанесенных побоев, заявление могли и не подать, слишком уж истощен и избит был малыш. Настолько истощен, что даже возраст его определить более-менее точно не смогли.