ВОЗВРАЩЕНИЕ МЕССИРА

ПИКНИК. ПРЕЛЮДИЯ

На берегу сидели двое. Был месяц май, трава уже вовсю лезла изо всех щелей, а вода в речке с её сонным течением была ещё светла и прозрачна. Наблюдателю со стороны эти двое показались бы странной парочкой: один – старый, сильно потрёпанный жизнью и с одним глазом, судя по серой грязной повязке на другом глазу, а его партнёр показался бы карликом, настолько он был малоросл. Однако он не выглядел слабаком, так как был широк и полноват. Оба одеты были как типичные люмпены двадцатого века, в заношенные линялые бесформенные тряпки.

Они выпивали, рядом стояли две бутылки: одна квадратная в резном хрустальном графине с французским коньяком немыслимой цены, а другая с жигулёвским пивом в пластике очень местного разливу.

Оба с задумчивым видом смотрели на воду, протекающую мимо и вели меж собою странную беседу, которую большинство проходящих мимо граждан посчитали бы продуктом месячного запоя. Одноглазый гнусавым хриплым голосом, выдававшим в хозяине большого любителя выпивки, объявил:

– Нет-нет и нет: Он – не ошибка! Он сам – важная часть Проекта! Просто так задумано! И как Первый Сын Творца и первый помощник, он просто обязан курировать все миры планет, с разумными и не очень участниками Замысла. В этом и есть его задача – чтоб исполнилась воля Отца!

– Не-е, ошибаешься, дорогой… Он – просто неудача с Эдемом. Первый блин, как говорят, который комом! – лениво ответил-промурлыкал мелкий, при этом его физиономия, щекастая и небритая, выражала полное довольство напитком, теплом, компаньоном и беседой. Он ещё пару раз мурлыкнул что-то непонятное и вдруг явственно всхрапнул, отчего дёрнулся и проснулся.

– Пардон, миль пардон, – извинился он и повертев круглой головой, вдруг зашипел: – Куда ты смотришь, баранья башка? Менты прут, не вишь что ли? Прячь всё быстрее…

Одноглазый сунул руку за пазуху и движением фокусника, выдернул оттуда зелёное махровое полотенце или простыню, которую мгновенно накинул на бутылки. Если бы кто-то поблизости наблюдал за ними, он бы поразился тому, как успешно был проведён сам маневр: рядом с этими не слишком-то приличными господами, оказывается, ничего и не стояло…

Когда патруль ППС прошёл, одноглазый также, одним движением руки, сдёрнул маскирующее полотнище и, мгновенно скрутив его, сунул туда же, откуда доставал.

– Ну что, месье Азазелло, не пора ли и нам возрадоваться? – задал вопрос коротышка. На что одноглазый радостно осклабился и складно хрюкнул:

– А как же, Бегемотик, дорогой – нет лучше удовольствия, чем выпить мне с тобой! – хохотнули оба, а толстячок ещё и оттопырил большой палец со странным крючковатым ногтем… или когтем.

Налили в копеечные пластиковые стаканчики и выпили с наслаждением. Каждый пил своё: одноглазый – французский коньяк, а карлик – пиво етого разлива. Он и продолжил мысль, недосказанную в прошлый раз из-за чрезмерного утомления его организма в борьбе с почти «зелёным змием»:

– Беда, мой друг, пришла внезапно – вмешался фактор, неизвестный прежде! И мыслящая плоть, заполучив свободу выбора, вдруг стала проявлять свой склочный отвратительный характер, который оказался гремучей смесью эгоизма, жадности и злобы! – вот так, мой друг!

Произнеся свой спич, малыш увеличился в размерах: раздулся, задрал голову и распушил усы… а Азазелло радостно заржал так, что вздрогнули кони над Большим Театром! Чуть отсев от партнёра, он зааплодировал, вытянув в его сторону руки:

– Вот-вот, за это и нужно выпить! Непременно!!! – назидательно сказал он, и тут же, явно фиглярствуя, добавил, – Ведь если бы не ЭТО препечальное, преогорчительное обстоятельство!!! – на кой бы мы нужны тут были?! А?

– Да-да-да! Совершенно с вами я согласен – раздался третий голос из-за спин сидящих.

Коротышка, совсем как уличный кот, подпрыгнул, в воздухе развернулся на 180 градусов и опустился на четвереньки, усы его стояли дыбом. А Азазелло ехидно засмеялся и сквозь смех прохрюкал:

– Ты что, мой друг, не знал, что он давно уж здесь, и затаился в сумраке за нами? Барон Коровьев! Выйди и перестань смешить меня – я слишком-слишком много выпил…

Худой и длинный в коричневой куртке, явно с чужого плеча, в столетнем канатье, с немытыми годами рыжими волосами и в треснувшем пенсне, подсел к ним третий, кого один из них назвал – Коровьевым. А тот вдруг сообщил им:

– Я не один, со мною вещий Ворон. Всё знает эта птица… иль не птица? Но знает сей вещун чрезвычайно много! И вот, казалось бы, откуда что взялось? Не больше петуха! И голова – с орех… и где там что? Но что не спросишь – отвечает! Бывает, правда, невпопад, бывает даже вовсе мимо брякнет! Но говорит с уверенностью строгой. Хотите здесь его проверим? Эй, шельма, где ты есть?

Откуда-то послышался придушенный голос:

– Я здесь. Достань меня из этого вонючего мешка, твоими потрохами пахнет здесь, и я боюсь стошнит меня…

– А-а-а, я совсем забыл, наказан карцером за болтовню без тормозов. Друзья мои, вещатель сей уж больно говорлив и крут его норов! Бывает иногда и остроумен он, но не так часто, как хотелось бы, миньон, и в те моменты становится несносен он. И вот тогда лишь карцер для него, меня спасает от безумия его!

С этими словами, жестом фокусника, Коровьев достал из своего внутреннего кармана как будто бы здоровенный букет тюльпанов, мрачных фиолетово-чёрных оттенков – непонятно, как они там помещались. Затем, опустив руку и энергично встряхнув «букет», Коровьев показал им, что это никакой не букет, а птица и весьма значительных размеров, которую он крепко держит за голову и клюв.

– О! Миль пардон, – сказал он и быстрым движением поставил вещуна на ладонь другой руки. Но стоило ему отпустить голову ворона, как тот энергично покрутив клювом, долбанул им своего хозяина по краю его серой шляпы-канатье, и заорал:

– Тварь рыжая бесстыжая! Ты как посмел, осёл не мытый, так обращаться с вещей птицей?!

В ответ Коровьев поставил Ворона на холмик и, снявши шляпу, несколько раз преувеличенно низко поклонился Ворону, не обращая внимания на смех Бегемота и Азазелло:

– Прошу прощения, милорд! Уж больше этого не повторится. Я обещаю Вам!

Смягчился Ворон, походил по холмику, потряс крыльями, хвостом и прочими перьями, затем повернулся к публике спиной и демонстративно приподняв хвост, опорожнил кишечник – всё, отомщён! С видом полного достоинства вернулся Ворон в круг и сразу приступил:

– Ну, – сурово гаркнул он, – о чём тут разговор? Спросить хотите вы меня о чём? Я вас простил сегодня. Задайте