Обожаю конец апреля! Птицы разноголосо празднуют возвращение тепла, потрескивают почки под напором свернутых в тугие жгутики молоденьких листьев, а вместо унылого шарканья плоских зимних подошв по ледяной коросте по тротуарам начинают весело постукивать каблучки…

Я прикрыла глаза, подставляя лицо под щедрую ласку солнечных лучей, бьющих в окно. В маленьком кафе на углу пахло свежемолотым кофе и ванилью. За стойкой басовито гудел, подпевая негромкой музыке, какой-то аппарат. Бармен Денис непрерывно писал эсэмэски, его айфон стрекотал, как обезумевший кузнечик, пытаясь угнаться за проворными пальцами хозяина. Мне было хорошо за привычным столиком у окна – тепло, уютно, спокойно. Я выбиралась сюда не реже трех раз в неделю в любую погоду просто посидеть, выпить чашечку кофе и отдохнуть после утренней прогулки в парке.

Дверь распахнулась слишком резко, до упора, так, что затейливый железный вензель на ручке с хрустом ударился о стену. Вломившийся в кафе человек тяжело, с присвистом дыша, проскочил мимо меня и рявкнул Денису:

– Запасной выход есть? Где?

– Чего? – начал было возмущенный Денис, но дверь распахнулась снова и в маленьком помещении дважды бахнуло так, что у меня зазвенело в ушах.

Но даже сквозь звон было слышно, как тяжело рухнул первый посетитель, как, жалобно звеня, посыпалась за стойкой посуда, которую снес собой падающий Денис. Я не могла увидеть стрелка, но точно знала, что теперь оружие направлено на меня – мерзкий холодок пополз по спине. Судорожно потянувшись к спинке свободного стула, куда обычно прислоняла трость, я неловко зацепила ее трясущимися руками, и легкая алюминиевая трубка с дребезгом заплясала по стыкам мраморных плит. Совершенно не соображая, что делаю, я сползла на пол и зашарила по нему руками, униженно, суетливо и очень, очень беззащитно.

Он все не стрелял. Пауза, занимавшая в реальном времени секунды, для меня растянулась в мучительную бесконечность. Я водила трясущимися руками по холодным плитам, словно обретение трости могло каким-то магическим образом остановить неизбежное.

– Слепая, что ли? – голос стрелявшего, низкий, грубый, я расслышала, словно сквозь вату.

В мозгу полыхала паника, подкрепленная пороховой гарью и жутким, ни на что не похожим запахом крови, таким тошнотворно-приторным, что у меня сжался желудок. Вот так, на прицеле, в коленно-локтевой, из меня и вывернулся только что выпитый кофе вместе со свежим рогаликом. А нависший надо мной убийца хрипло хмыкнул, коротко хохотнул и… исчез, аккуратно притворив обе двери, внутреннюю и наружную.

«…одиночество – сука!» – яростно сообщила Слава под последние аккорды песни. Тихим баском подгудел ей автомат за стойкой. Отрезанная от внешнего мира толстыми стеклами витрины и двойными дверьми трагедия, разыгравшаяся в крохотном зале кафе «Уют», не привлекла к себе никакого внимания. Я сидела, пытаясь унять дрожь. Колени больно упирались в неровный пол. Нужно было что-то делать, куда-то бежать, звать на помощь, но пошевелиться не получалось. В тот момент мне казалось, что стоит сделать хоть что-нибудь, и произошедшее станет необратимой реальностью, а пока я не шевелюсь – все может еще каким-то образом исчезнуть, отмотаться назад. Это был шок, разумеется. И он прошел.

– Один-один-два, – прохрипела я голосовой набор, – кафе «Уют» на Варшавской. Здесь стреляли, два человека ранены… или убиты.

Девушка-оператор принялась о чем-то спрашивать заученной скороговоркой, но я, не слушая, оборвала звонок, пытаясь уловить звук дыхания, стон, хрипы – хоть что-нибудь. Но ничего, кроме негромкой музыки и шмелиного гудения неизвестного аппарата, не нарушало тишину. Стрелок не промахнулся. Вцепившись в трость двумя руками, старясь не вляпаться в собственную блевотину, я тяжело, по-старушечьи, поднялась на ноги. В нескольких шагах от меня лежал мертвый незнакомец, а за стойкой – Денис, которого я знала почти два года…

Я сделала всего один неуверенный шаг и замерла. Мне почудилось движение впереди. Ничего конкретного, просто ток воздуха, легкий ветерок, которому здесь было неоткуда взяться – кондиционера в «Уюте» не было. К трясущимся рукам добавились и ноги – колени странно ослабели и мелко, противно задрожали. Продолжая напряженно вслушиваться, я сунула руку в карман и вцепилась в телефон, как будто пластиковая коробочка могла помочь избавиться от ужаса, пронзившего позвоночник ледяной стрелой. Шок и страх не позволяли мыслить трезво. Как там учил меня профессор Лазарчук?

«Сконцентрируйся, Светочка, сосредоточься…»

Слепо таращась во тьму перед глазами, я почти перестала дышать. В маленьком зале определенно был кто-то еще, кроме меня и двух мертвецов. Он не издавал звуков, но я была абсолютно уверена, что он сейчас находится над телом незнакомца и совершает быстрые, короткие рывки. Воздух вокруг загустел, словно превратился в кисель, и в этом киселе расходились тяжелые волны чужих движений. Кто-то заставлял кисель колыхаться, становиться еще гуще вокруг себя, словно выдавливал, спрессовывал его своим присутствием.

– К-кто т-тут? – заикаясь от испуга, пискнула я и не узнала собственный голос.

Чужак замер на миг и продолжил свое занятие, резко ускорившись.

– Эй! – Я подняла алюминиевую трость, внезапно потяжелевшую до чугунной, и неуклюже взмахнула перед собой.

Чужак беззвучно дернулся и плавно переметнулся, перетек, соскользнул за стойку, к Денису.

Ну, нет! Все еще не понимая, кто и как мог оказаться в кафе, кроме нас троих, я пошла вперед. Позволить ему обшаривать тело Дениса я не могла! Где же проклятая полиция?

Дойти до стойки не успела. Оставалось два последних шага, но пропал всякий смысл их делать – внезапно чужак исчез. Пропал. Растворился в воздухе. Только что был – и вот его уже не стало. Вместе с ним исчезло гнетущее ощущение холодка в позвоночнике и густоты окружающего пространства. Я растерянно застыла посреди зала, слушая далекий вой полицейской сирены. Медленно-медленно до меня начала доходить пугающая правда. В кафе никто не входил. Исчезнувший вовсе не был человеком. Что бы он из себя не представлял, никакого отношения к людям не имел. Не дышал. Не издавал ни единого звука – я расслышала бы и стук сердца, не говоря уже о шагах. Передвигался по воздуху, и вообще – теперь казался мне совершенно бесплотным. Я попятилась и, поскользнувшись, неловко приземлилась на край отставленного стула. В таком виде меня и нашли ворвавшиеся в кафе полицейские.

– Светлана Петровна, вы меня слышите?

Я очнулась и поднесла к губам стакан с водой. Зубы стукнули о стеклянный ободок, тонкая струйка скользнула по подбородку ледяной змеей. Вокруг топотали и переговаривались люди. Щелкал фотоаппарат, шуршала бумага и полиэтилен, какой-то Василий все не мог отыскать вторую гильзу и, негромко чертыхаясь, по пятому кругу побрел вокруг стойки, а этот настырный капитан «Как-его-там» продолжал задавать мне одни и те же вопросы.